— Разве Катюшка — не твоя дочь? — удивился Черемисин.

— Моя, и что с того? — Густо-синие глаза Тополя ярко сверкнули. — У меня таких, как она, по большому счёту, четверо, по штуке от каждого брака. Что же мне теперь, разорваться, что ли? Между прочим, Настька сама на развод подала. Каким местом она думала, когда заявление в суд относила, не подскажешь?

— Ты знаешь, Лёнь, может, я не от мира сего, но я бы никогда своих детей не бросил. Это же часть меня самого, моё продолжение, как же я их без куска хлеба оставлю?

— От этой четвёртой серии я никогда ничего, кроме рёва и мокрых пелёнок, не видел. И вообще, не люблю сериалов. — Сочтя свою шутку удачной, Тополь широко растянул губы, и они превратились в светло-розовую сечёную резиночку.

— Зачем же ты её рожал?

— Я?! — Посечённая резиночка, искривившись, съехала набок. — Черемисин, у тебя что, не все дома? Будь моя воля, я бы вообще Катьку не заводил. Больно нужно мне себе жизнь портить! Это Настьке хотелось в куклы поиграть, вот и доигралась, дура набитая, и себе и мне жизнь сломала. Представляешь, ещё шестнадцать лет деньги отстёгивать неизвестно на что! — Взяв кружку, Тополь поднёс её к губам и, дёргая выпирающим кадыком, не отрываясь, выпил до самого дна. Потом, будто прислушиваясь к тому, что творится внутри него, прикрыл ресницы и несколько секунд не шевелился. — А представь, если эта фифа выскочит замуж?

— А почему бы и нет?

— Вот я про то и говорю. — Тополь взял тонкую сухую полоску воблы. — Выйдет она за какого-нибудь там Мишу или Пашу, а я, как дурень, буду присылать этому бугаю деньги.

— Деньги ты будешь присылать не бугаю, а Катьке, — поправил его Александр.

— А ты откуда знаешь, на что она их потратит? — Тополь потянулся за следующей кружкой.

— Какое твоё дело, куда она их приспособит, ты исполнил свой долг, и ладно.

— Ничего не ладно, ишь ты какой? — сверкнул глазами Леонид. — Я буду корячиться на родном заводе, света белого не видеть, а на мои денежки эта дрянь будет содержать какого-то там проходимца, да ещё и надо мной посмеиваться, дескать, плати, плати за грехи молодости!

— Слушай, Лёнь, у меня от твоей демагогии голова разболелась, — нахмурился Черемисин. — Чего ты хочешь, я не пойму?

— Я хочу, чтобы эта финтифлюшка отвечала за свои поступки: развелась — расти ребёнка как знаешь, и нечего из отца жилы тянуть.

— Если бы мы не были с тобой друзьями, я бы сказал, что ты подлец, — флегматично констатировал Черемисин.

— Да брось ты корчить из себя святошу! — скривился Тополь. — Коснись тебя такое дело — ещё неизвестно, как бы ты себя повёл. Это хорошо со стороны советы давать.

— Тоже правильно, — согласился тот.

— Вот видишь! — уцепился за его слова Тополь. — Мы все мастера, когда беда чужая, все можем совет дать, а когда к самому придёт… э-э-эх! — тяжело вздохнул он. — Кабы знать, где упадёшь, соломки бы подстелил.

Какое-то время друзья молчали. В полутёмном зале «Бравого лоцмана» звук голосов смешивался с ненавязчивой мелодией шансона, доносящейся откуда-то из-под потолочных перекладин, увитых декоративным искусственным плющом. Маленькие бра, привинченные к стенам возле каждого столика, отбрасывали мягкий рассеянный свет, расплывающийся в сумраке помещения округлыми желтовато-буроватыми пятнами.

— Слушай, Сань, у меня к тебе есть просьба. — Тополь поставил на стол кружку и скользнул взглядом по огромному аквариуму, стоящему у противоположной стены зала. — Даже не знаю, как ты на это посмотришь. — Не отрывая глаз от ярко-оранжевого пятна за стеклом, Тополь задумчиво пожевал губами. — Дело в том, что через две недели у нас с Лидой назначено бракосочетание, и я хотел бы… — Он с видимым усилием оторвал взгляд от золотой рыбки и перевёл его на Черемисина. — Как ты смотришь на то, чтобы стать моим свидетелем?

— Отрицательно.

— Отрицательно? — Леонид провёл языком по губам. — А почему?

— Мне сказать, или сообразишь сам? — Черемисин посмотрел на Тополя в упор, и под прямым взглядом его светло-зелёных глаз Леониду стало неуютно.

— Я понимаю, на что ты намекаешь, — неловко заёрзав на стуле, натянуто улыбнулся Леонид.

— Я не намекаю, Лёнь. Я говорю открытым текстом. Если твои свадебные фотографии, где я стою с красной ленточкой через плечо и изображаю на лице радость, сложить вместе, получится отдельный альбом. Я больше не хочу быть клоуном.

— В общем-то, я не особенно рассчитывал на твоё согласие. — Стараясь не показывать обиды, Тополь закусил нижнюю губу.

— Можешь губы не кусать. — Черемисин провёл рукой по светлой волнистой чёлке. — Сегодня ты женишься на Лидии, а через полгода — на ком-нибудь ещё. Я больше не хочу принимать участие в этом фарсе. Как ты думаешь, что я должен ощущать, глядя в глаза твоей Лидии и зная, что ты одеваешь ей на пальчик колечко только потому, что через пару месяцев она отправится к праотцам?