Шрифт:
Он двигался всё быстрее, мыча от блаженства, и наконец, сладостно завыв, замер и тяжело, всем телом, опустился на неё.
Вера мучительно застонала от этой душащей её тяжести.
Генрих тут же приподнялся и, перевалившись на спину, лёг рядом.
Блаженная улыбка по-прежнему не сползала с его лица. Дело было не только в физическом наслаждении, он был безмерно счастлив от открытия, которое внезапно сделал.
В тот момент, когда он крикнул, что любит её, Генрих вдруг с изумлением осознал, что говорит чистую правду.
Он любит эту русскую женщину.
Может быть, впервые за свои тридцать лет по-настоящему, глубоко любит кого-то. Всё, что было раньше, не в счёт, никто из его прежних пассий не идёт с Верой ни в какое сравнение.
То, что всё произошло таким образом, не его вина, это случилось помимо его воли, совсем не так, как он хотел, как себе представлял. У него ведь так давно никого не было, она должна понять…
Но он искупит свою вину, он попросит прощения, она поймёт и простит… Ведь она не просто хороша собой, она, безусловно, тонкая, умная, всепонимающая и всепрощающая…
Генрих вдруг почувствовал, что переполнен невероятной нежности к изнасилованной им женщине. Он протянул к ней руку, хотел осторожно дотронуться до её лица, погладить, но не донёс. Она резко оттолкнула его.
Вера с трудом разомкнула распухшие от поцелуев губы.
— Получил своё? — Голос её был глухим, полным ненависти. — Теперь убирайся!
— Вера, послушай, ты неправильно всё понимаешь! — горячо заговорил Генрих. — У меня никого нет в Германии. Я очень серьёзно отношусь к тебе…
Вера заткнула уши, ничего не хотела слышать.
— Убирайся! Убирайся вон! — однотонно, слегка раскачиваясь, твердила она. — Оставь меня! Оставь! Убирайся!!!
Генрих понял, что разговаривать с ней сейчас бесполезно. Он встал, надел китель, пригладил растрепавшиеся волосы.
— Вера, выслушай меня! — сделал он ещё одну попытку. — Я прошу прощения!
Но Вера по-прежнему упрямо мотала головой, не проявляла ни малейшего желания его слушать.
— Мы обо всё поговорим, когда ты успокоишься! — тщетно пытался увещевать её Генрих. — Я тебе всё объясню…
Вера неожиданно отняла руки от ушей, посмотрела ему прямо в глаза пристальным ненавидящим взглядом. Произнесла только одно короткое слово:
— Вон!!!
Генрих криво усмехнулся, печально пожал плечами. Всё было так хорошо, она реагировала на его шутки, танцевала с ним…
Он сам всё испортил. С этой женщиной нельзя вести себя так… Она — другая, особая…
И как теперь вернуть всё обратно?!
Он в последний раз взглянул на Веру и вышел из дома.
Вера глубоко вдохнула воздух и с глухим отчаянным воплем уткнулась в подушку.
Глава 15
УТРО
Утро долго не проявлялось, а когда наконец наступило, то оказалось пасмурным, серым. Серость эта, как вата, лезла во все щели, закупоривала их, не давала дышать. Но всё равно надо было находить в себе силы жить, идти на работу, встречаться с нимлицом к лицу.
Вера проснулась очень рано, убиралась в полутьме, не хотела, чтобы рассвет застал хоть какие-то следы мерзкого вчерашнего пиршества. Дважды постирала платье, сунула в печку порванное бельё, тщательно вымыла всё, к чему прикасались его хваткие ненавистные руки.
Одевшись, присела к зеркалу причесаться, напудриться. С удивлением всмотрелась в свое отражение.
Вот, значит, что с ней произошло. Когда-то она слышала о подобных историях, ужасалась им, пыталась представить себе, что ощущали несчастные женщины, а теперь это случилось с ней. И главное, что она сейчас чувствует — это глубокое отвращение к самой себе.
Что винить немца? Разве можно винить кобеля, который покрывает суку во время течки? Это инстинкт, с которым невозможно бороться. А она и есть самая настоящая сука. Она не могла не понимать, к чему всё шло. Соглашаясь на совместный ужин в её доме, разве не догадывалась она, к чему это приведёт, чего он добивается!..
Но она глушила в себе подобные мысли, не прислушивалась к ним. Потому что, может быть, в самом деле хотела,чтобы всё произошло?..
– Нет, нет!— неслышно выкрикнула Вера.
— Да, да! — передразнил кто-то, сидящий глубоко внутри неё.
– Это неправда! Никогда!
— Не лукавь хотя бы сама с собой, ты этого хотела. Поэтому и подыскивала всякие доводы, убеждала себя, что он необычный, хорошийнемец. Но разве может быть хорошим рыскающий в поисках добычи голодный волк? Он хищник, жестокий, лишённый всяких прочих эмоций хищник…