Шрифт:
Неужели поймали Надю с ребёнком?
От них давно уже нет весточек. Господи, лишь бы они были живы…
А может, что-то с Наташей?!
Генрих молчал, нервно покусывал губы.
Или он всё же нашёл Мишу?
— Случилось самое худшее, — в конце концов хмуро произнёс он. — Мной недовольны. Я получил предписание из штаба. Меня отправляют на передовую.
У Веры отлегло от сердца. Значит, с нимивсё в порядке. Это он из-за себя так переполошился.
— Когда? — коротко спросила она.
— Я уезжаю завтра утром, — не сразу процедил он.
Вера молча отвернулась.
Лишь бы Генрих не заметил, как загорелись глаза, как вспыхнули щёки! Значит, её просьба-молитва дошла до адресата — Онуслышал! Онпришёл ей на помощь…
— Что ты молчишь? — с упрёком произнёс Генрих. — Ты рада? Признайся, ты рада! Конечно, теперь можешь радоваться после того, как ты разрушила всю мою жизнь!
Вера по-прежнему не отвечала ни слова, смотрела в сторону.
Генрих встал, обошёл её так, чтобы заглянуть в лицо.
— Послушай, Вера! Это может быть наш последний разговор, больше такого шанса не будет. Ты можешь завтра поехать со мной, я отправлю тебя в Кёльн, к отцу, где ты спокойно дождёшься меня. А когда война кончится и я вернусь, мы начнём всё сначала…
Он говорил горячо, мучительно, искренне, Вера чувствовала это. Но ей было глубоко безразлично всё, чтоон говорил.
Она равнодушно пожала плечами, спокойно объявила:
— Я никуда не поеду.
— Да пойми же, ты не можешь здесь оставаться! — вскричал Генрих. — Тот, кто сменит меня, поступит с тобой как ему заблагорассудится. Лучшее, что тебя ждёт, это отправка в Германию на тяжёлые работы.
— Мне всё равно, — тем же ровным тоном ответила Вера. — Я не поеду с тобой.
Она смотрела на него печально, без ожесточения. Он так ничего и не понял про неё, ни-че-го…
— Ты надеешься, что скоро вернутся русские… — догадался Генрих. — Неужели ты не понимаешь, что если коммунисты вернутся, они никогда не простят тебе работы в комендатуре и связи с немцем. Тебя ждёт страшная участь!.. Я прошу тебя — поедем!..
Вера упрямо покачала головой, повторила:
— Мне всё равно.
Потом через паузу добавила:
— Можешь убить меня сам. Я готова к смерти. Я остаюсь. Будь что будет. Мне наплевать.
Генрих Штольц вдруг осознал, что уговаривать её бесполезно. Эта женщина была холодна и бесконечно далека от него. Он жестоко ошибся в ней. Она недостойна его, недостойна его любви. Он совершенно зря убивается по её поводу, унижается, ломает себе жизнь…
Генрих отошёл от неё, надел всё ещё влажную от снега шинель, шагнул к двери.
— Прощай, Вера! — горько сказал он. — Я проклинаю тот день, когда я встретил тебя! Будь ты проклята!
Генрих исчез. Невероятным, неожиданным образом навсегда ушёл из её дома, из её жизни.
Вера ещё некоторое время сидела неподвижно, прислушиваясь к его быстрым удаляющимся шагам, хлопанью дверцы, к шуму отъезжающей машины, и только потом наконец улыбнулась облегчённо и счастливо.
Она опять достала портрет Вождя, с благодарностью уставилась на него. Он был подлинным Спасителем,избавителем, защитником. В его усах и ласковом прищуре скрывалась невероятная сила, он мог всё,надо просто попросить его как следует. Как же она раньше не догадалась?..
— Спасибо тебе! — жарко шептала Вера. — Спасибо! Родненький мой, спасибо!..
Глава 36
ПОСТ
Морозным ранним утром по лесной заснеженной дороге мчался немецкий мотоцикл с коляской. Его слегка заносило на поворотах, подбрасывало на ухабах. Сидевший за рулём человек в форме унтер-офицера вермахта после каждой такой встряски виновато поглядывал на свою пассажирку — молодую закутанную в платок женщину, бережно прижимавшую к себе большой плотный свёрток.
Наконец мотоцикл остановился.
Водитель снял залепленные снегом очки, с трудом разомкнул заледеневшие от ветра губы.
— Дальше нельзя. Тут примерно с полкилометра осталось… Ихний пост вон за тем поворотом.
Он подбородком показал вперёд, потом озабоченно спросил, кивая на свёрток:
— Ну, чего он там, живой?
— Вроде ничего, спит, — ответила Надя, поковырявшись в свёртке.
Ребёнок был в испарине, с трудом дышал через открытый запёкшийся рот. Следовало поспешить, каждая минута была дорога.