Говорливый и непосредственный парнишка Богдан, радуясь, что Георгий остался на стройплощадке пробовать с хлопцами бражку, пока батя не видит, сразу начал рассказывать девушке занимательную историю. То ли ее обольстительный вид в коротком кожушке и татарских девичьих шароварах, то ли ловкость, с которой она обхватывала своими стройными ногами крутые бока вороного жеребца, вызвали в голове соответствующий ассоциативный ряд – осталось загадкой, поскольку времени разбираться в случившемся уже не было.

– Знаешь, Мария… – радостно начал он рассказывать свою историю.

Она восторженно рассматривала двадцать засеянных нами гектаров. Полоса черной обработанной земли двести метров шириной и длиной порядка километра отчетливо выделялась на фоне желтой прошлогодней травы остального поля.

– Расскажешь – буду знать.

Она доверчиво положила свою головку мне на плечо и всунула свою узкую ладошку в мою ладонь. Мои уста нашли сладкие вишни ее губ, и время замерло вокруг нас. Хоровод чувств (моих ли?) размыл меня в своем водовороте, и не было ни сил, ни желания бороться с ним.

– Там, откуда мы приехали, есть древний обычай. После весеннего сева муж выводит жену на поле и любит ее там, чтобы богиня плодородия одарила своим вниманием эти посевы. Даже боярина с боярыней заставляли уединиться в шатре на засеянном поле. Язычники. Батюшка наш в церкви запирался, чтобы этого не видеть.

Она смотрела на меня каким-то лукавым хмельным взглядом, в самой глубине которого едва заметно притаилось напряжение.

– Я согласна, бери меня, муж мой, пусть боги даруют урожай этому полю, – просто ответила она, прильнув к моей груди.

«Вот теперь ты, парень, попал», – радостно сообщило мне мое старое «я» из глубин подсознания.

– Маленькая ты еще… – Подхватив ее на руки, я пытался с минимальными потерями выпутаться из практически безвыходной ситуации. – Потерпи еще год, до следующей весны…

– Дурак ты, Богдан, смотри, как бы не жалеть потом. Приехал к отцу дядька Атанас с сыном и еще три ближних родича его, мать говорит, будут меня сватать. – Она обиженно выскользнула из моих рук и отвернулась.

– Убью каждого, кто между нами встанет, тебя убью, если другого выберешь, и свою душу загублю! – Скрипнув зубами, я бросился к коню – мчаться в село, призывать к ответу атамана.

– Стой, навиженный! [24] Ты бы лучше на девок так кидался, как на мужиков. Стал бы отец меня с Георгием к тебе отпускать, если бы у него на уме было мне другого жениха найти.

– Я не хочу так. Как будто ворую что-то чужое. Впопыхах. Ожидая, что вот-вот прискачет Георгий и надо от него прятаться.

– Так пошто бывальщины мне свои бесстыдные рассказываешь?

Она обличающе смотрела на меня, прижимаясь ко мне своим гибким горячим телом – мол, чего ты, дурень, совращаешь невинных девиц, если останавливаешься на полдороге и продолжить боишься? Слава богу, послышался стук копыт. С трудом оторвав ее, прислушивающуюся и прижимающуюся к моему вздыбившемуся естеству, усадил Марию на коня.

– Георгий едет, – объяснил свое поведение ее недоуменному взору.

Вздернув нос, она пришпорила коня, но от меня не укрылась победная улыбка на ее устах. Когда я догнал ее, она грустно взглянула на меня:

– Знаешь, о чем мечтает моя мать? Однажды она мне призналась… Чтобы отцу в бою отрубили ногу или руку, чтобы он уже не мог ходить в походы и всегда был возле нее…

Мария надолго замолчала. Георгий, видя, что мы направляемся к нему, развернул коня и шагом поехал обратно к хлопцам на холм. Когда она подняла на меня глаза, в которых сверкала сталь, мне почему-то сразу вспомнился ее отец.

– Поклянись мне всеми богами, в которых ты веришь, что я не пожалею о том, что возвращаюсь, вместо того чтобы ускакать с тобой сегодня в степь! Поклянись!

– Клянусь, солнышко мое, что никогда ты не пожалеешь об этом. Не бойся ничего.

– Пасха прошла… скоро придут татары…

В суете последних недель забыл, где живу. В строительстве есть какая-то магия. Когда ты видишь, как вырастает из земли строение, созданное в твоем воображении, перенесенное тобой на бумагу в виде плана и воплощенное в натуре благодаря твоему труду, воле, упорству, ты чувствуешь себя творцом, созданным по образу и подобию Творца…

Но через десять дней после Пасхи действительность напомнила о себе. Пришли татары…

Раздумывая над словами великого поэта и над вероятностью его рождения в результате того, что бабочка ростом метр восемьдесят и весом килограммов семьдесят до сих пор машет крылышками, пришел к неутешительному выводу – этот стих не обо мне. Если на меня, мятежного, и нападала скука, то искал я не бури, а свежего ветерка, ласково наполняющего паруса. А когда приходила буря, то в ней действительно есть покой, напрасно поэт сомневался. Становится все по барабану – сломает, искалечит, унесет… какая разница, если противопоставить слепой стихии тебе нечего, кроме смирения…