– Ну, гостиная как гостиная… – недоуменно начал было Воловцов, но Уфимцев его перебил:

– Только спокойно, не торопитесь.

Воловцов отвел несколько удивленный взгляд от исправника и задумался. Он понял, что такой вопрос уездный исправник Уфимцев задал неспроста и под ним что-то кроется.

Итак, что он увидел, войдя в эту комнату? Канапе расставлены симметрично по углам.

Картина в золоченой раме, похоже, тяжеленная. Коль упадет на ногу, несдобровать – запросто пальцы отдавит! Большой дубовый стол. Восемь стульев с резными спинками, по три на сторону и по одному по торцам стола. Ковер, чистый, без пыли, не то что в иных комнатах особняка…

Иван Федорович вдруг вскинул голову и поблескивающими от догадки глазами посмотрел на Уфимцева. Ах, каков молодец исправник! Быстрее его догадался, и мысль свою навязывать не стал, но к ней окольными путями подвел и подумать его заставил…

– Я, кажется, понял, – улыбнулся, отвечая на любопытствующий взгляд Уфимцева, Воловцов. – Когда я первый раз вошел в эту малую гостиную, она показалась мне чистой и опрятной, с аккуратно расставленной мебелью и почти полным отсутствием пыли. В то время как остальные комнаты…

– Давно не убирались, – продолжил за судебного следователя уездный исправник. – А это значит, что…

– В малой гостиной не столь давно проводилась тщательная уборка. Поэтому и мебель аккуратно расставлена, и чистенько везде, – подытожил Иван Федорович.

– Именно так, – кивнул Уфимцев. – Теперь нам с вами остается ответить или на крайний случай выдвинуть предположение относительно следующего вопроса: а почему именно в комнате, где состоялся нелицеприятный разговор двух управляющих имениями графа Виельгорского, Козицкого и Попова, закончившийся криками Попова, была произведена тщательная уборка, в то время как остальные помещения остались нетронутыми? И ответ напрашивается один, в этой комнате убирались, чтобы…

– Уничтожить улики, – продолжил теперь уже за уездного исправника Воловцов.

– Именно так, – согласился Уфимцев. – А уликами этими могли служить пятна крови на мебели и ковре, кровь на орудии убийства…

– Так вы полагаете, что это все же Козицкий убил Попова? – прекрасно зная ответ, спросил Иван Федорович.

– Полагаю и даже очень полагаю, – ответил Павел Ильич. – Убийство было совершено шестого мая именно в этой комнате, которую потом тщательнейшим образом убрали, уничтожив все улики преступления. А орудием убийства, – Уфимцев неожиданно резко повернулся к каминной полке, – могло послужить вон, клеймо, к примеру…

Воловцов проследил за движением исправника и тоже посмотрел на чугунное клеймо. А что, версия Уфимцева была и правда весьма убедительной. Да и Настасья говорила, что Козицкий вспыльчив. Вполне мог в запале схватить это клеймо и ударить им Попова по темечку…

Иван Федорович так и сказал Уфимцеву. На что тот спросил:

– Значит, вы беседовали с ней?

– Без малого час, – ответил Воловцов.

– Ну и как она вам показалась?

– У меня осталось о ней какое-то двоякое впечатление, – произнес Иван Федорович. – Чую, что врет, а верить хочется. Да и странная она какая-то. Мне время от времени казалось, что я разговариваю не с крестьянской девкой, а по меньшей мере с графиней.

– Они это уме-е-еют, – протянул Уфимцев, очевидно, под словом «они» имея в виду не крестьянских девок, а всю бабью породу. – Вот что я вам, Иван Федорович, скажу: лживая она, эта Настасья, от волос до пят! Я доселе еще и не видывал таких…

– Я полагаю, кое в чем она мне не солгала, – задумчиво произнес Иван Федорович, припоминая сегодняшний разговор с Анастасией.

– И в чем же таком она вам не солгала? – с некоторым сарказмом спросил уездный исправник. – Что такого она вам сказала, в чем вы ей поверили, Иван Федорович?

– Она сказала, что никогда не видела Попова… – ответил Воловцов и посмотрел на Павла Ильича.

– Ну как же! Живет с Козицким, Попов приезжал именно к нему, а она его не видела? – усмехнулся Уфимцев. – Быть такого не может!

– Вы меня не дослушали, Павел Ильич, – медленно произнес судебный следователь. – Она сказала, что никогда не видела Попова «живьем».

– Вот как! – откинулся на спинку стула Уфимцев. – Оговорилась. Сейчас, небось, локти себе кусает…

– Не думаю, что такая женщина будет когда-нибудь «кусать себе локти». Выдержка у нее, я вам скажу, – любой мужчина позавидует! Но я не об этом… Вы понимаете, Павел Ильич, что значит эта ее оговорка? – спросил Иван Федорович.

– Конечно, – усмехнулся уездный исправник. – Это значит, что она видела Попова мертвым.

– Именно так…

– Ну, в этом нет ничего удивительного, – Уфимцев принял прежнее положение. – Здесь, в малой гостиной, все замыто. А кто мыл? Кто убирался, вычищая кровь? Господин управляющий Козицкий? Вряд ли. Не мужское это занятие: полы мыть да пыль протирать. Может, уборку производила нанятая на селе баба? Так Самсон Николаевич не такой дурак, чтобы привлекать к этому делу постороннего человека, который может все выболтать. Стало быть, уборкой занималась она, Настасья эта! Более того, она скорее всего помогала своему полюбовнику вытаскивать труп Попова из барского дома и прятать его. Одному с трупом не справиться. Не звать же опять-таки деревенских мужиков на подмогу…