Шрифт:
Вдруг позади замка, в углу парка, снова послышалась перестрелка, возродившая угасшую было надежду на успех. Кантекор хотел броситься туда, но рана дала себя знать: он побледнел и со стоном потерял сознание.
Неутомимый Кастеле бросился со своими драгунами к месту стычки, и она тотчас же приняла более ожесточенный характер. Пять-шесть шуанов, не сумевших найти выход из незнакомого парка, заняли заброшенную сторожку и яростно защищались, желая как можно дороже продать свою жизнь. Выстрелы из пистолетов отвечали из окон на ружейные выстрелы драгунов. Около пятнадцати солдат окружали избушку сторожа, когда их капитан подоспел с подкреплением. Воодушевление осаждающих удвоилось, и они стали нападать еще настойчивее.
Из каждого окна избушки гремели выстрелы, люди падали с проклятиями и стонами… Это был настоящий ад! Наконец дверь поддалась под могучим напором двух драгун, которым помогал силач Кастеле, действовавший своими гигантскими плечами, как стенобитное орудие. Он работал с таким жаром, что влетел сквозь сорванную дверь прямо в середину ожесточенных врагов, поскользнулся и упал на пол. Моментально его горло было перерезано кинжалом.
Многолюбимый супруг красавицы Луизы Кастеле закончил здесь свой жизненный путь.
Над его неостывшим еще трупом были убиты в свою очередь последние шуаны, и в сторожке, ставшей местом резни, воцарилось мертвое молчание. Уцелевшие драгуны отнесли в замок окровавленный труп своего начальника.
Когда Кантекор узнал об исходе этой последней стычки, он несколько успокоился по поводу своей неудачи, и понятно почему: Фуше будет судить о трудности задачи по числу убитых и раненых. Рана Кантекора, смерть Кастеле докажут ему, что дело было жаркое, каждый исполнил свой долг, что сделано все возможное…
Кантекор распорядился, чтобы подобрали мертвых и положили их в зале замка; раненые были перенесены в другой зал, а пленники — в том числе оба Фораса и д’Ормансе — заперты под крепкой стражей в третьей комнате. Один из уцелевших драгун был послан верхом в Компьен за доктором.
Кантекор несколько успокоился и отдохнул, хотя временами его лицо искажалось от сильной боли и из груди вырывался стон. Он положил свою раненую руку на стол и старался не шевелить ею.
— Господин де Гранлис! — тихо позвал он.
Облокотившись на колени, закрыв лицо руками, принц сидел, погруженный в глубокую задумчивость. На оклик Кантекора он поднял голову. Тот заговорил громче, чтобы слышали солдаты, бывшие в комнате:
— Господин офицер, я прикажу вернуть вам вашу шпагу и лошадь, вы можете ехать в Компьен, двое из моих людей проводят вас. Если понадобится, не откажите засвидетельствовать то, что вы видели.
— Хорошо, — отозвался принц, — я принимаю ваше предложение, но видел я очень мало… мне не дали на это времени…
— Поезжайте, — повторил Кантекор, — и позвольте дать вам совет не путешествовать по ночам в лесах Франции.
— Постараюсь, — сказал принц, — благодарю вас.
Он вышел из зала; проходя мимо печальной, расстроенной Дианы, он почувствовал желание сказать ей словечко сочувствия. Но она, предвидя такую неосторожность с его стороны, предупредила его: когда он подошел к ней, она оттолкнула его ногой, бросив в то же время на него самый нежный взгляд, и громко крикнула:
— До свиданья, каналья! Мы еще увидимся!
Принц понял ее намерение, раскланялся и вышел из зала. Мимо него пронесли в эту минуту бесчувственное тело графа Армана де Тэ. Он остановился, пораженный удивительным сходством братьев, и, задумавшись, глубоко вздохнул.
Наступала ночь.
Кантекор, не имея возможности повернуть голову к маркизе, с рукой, бессильно распростертой на столе, заговорил снова:
— Маркиза д’Этиоль, дайте мне честное слово, что вы не будете пытаться бежать, тогда я разрешу вам вернуться к своим горничным… Пора вам на отдых: вы вполне заслужили его.
— Сударь, — сказала Диана, успокоенная отъездом принца и спасением Бруслара, — если бы я считала бегство возможным, то не дала бы вам этого слова. Но теперь я не нахожу возможности бежать одной, пешком, среди леса, полного ваших солдат… К тому же я страшно хочу спать… Принимаю ваше предложение, а завтра утром прошу вас без церемоний напиться со мной кофе.
Кантекор хотел было улыбнуться, но только поморщился от боли и, сделав знак солдатам, приказал:
— Развяжите маркизу, отпустите ее!