— Итак, — сказал Рамзес, — если бы я столкнулся с менее тяжелым преступлением, совершенным много лет назад, я, возможно, закрыл бы дело, посчитав, что время сделало бессмысленным всякое наказание. Но измена и попытка цареубийства — это уже совсем другое.

— Повелитель, в этом письме не представлено ни одного доказательства вины перечисленных в нем людей! — сказал Паис. — Там нет ничего, кроме зависти и обиды!

Рамзес обернулся к нему.

— Зависти и обиды! — повторил он. — Возможно. Но может ли человек лгать, глядя в лицо смерти? Не думаю, ибо он или она знает, что от Великого Суда его отделяет всего несколько ударов сердца. — Царевич встал и скрестил на груди руки. — А если Ту сказала правду? И Каха? Что если заговорщики не отказались от своих планов и только ждут, когда трон займет новый фараон? Что если они сочтут, что новое Воплощение Бога их также не устраивает, генерал Паис? Что если цареубийство войдет у них в привычку? Нет. Я не должен закрывать на это глаза.

Царевич выпрямился, расправил плечи и показал пальцем на одного из слуг.

— Приведи сюда одного из моих старших офицеров, — сказал он. — А ты, — обратился он к другому слуге, — ступай в пиршественный зал и скажи моей жене, что сегодня я не буду присутствовать на пире. Потом пойди к моему отцу и, если он не спит, скажи ему, что мне нужно с ним посоветоваться.

Слуги вышли исполнять поручения. Паис сполз на краешек стула.

— Повелитель, — сказал он, — я являюсь самым высокопоставленным военачальником Пи-Рамзеса. Вам не следует посылать за кем-то еще. Приказывайте мне.

Царевич улыбнулся и поднял чашу с вином.

— О, я так не думаю, генерал Паис, — мягко сказал он. — На этот раз — нет. — Затем выпил вина и облизнул губы, наслаждаясь букетом. — Прости, если мне придется на время лишить тебя моего доверия.

— Вы делаете мне выговор?

— Молись своим богам, чтобы дело ограничилось только выговором! — крикнул царевич.

Казалось, генерал нисколько не испугался. Поведя бровью, он хлопнул себя по бокам и сел. Я невольно залюбовался его самообладанием.

Вскоре появился офицер. Подойдя к царевичу и поклонившись, он ждал распоряжений. Я заметил, как он бросил быстрый взгляд в сторону Паиса, затем взглянул Рамзесу в лицо.

— Возьми двадцать человек из моей дивизии Гора, — приказал царевич, — и отведите генерала Паиса в его усадьбу. Он будет находиться там под домашним арестом. — Лицо офицера осталось спокойным, но я видел, как сжались пальцы, лежащие на рукояти меча. — Если тебе понадобится больше людей, бери. Генералу запрещается покидать территорию усадьбы. Ты лично будешь находиться возле генерала все время, пока будут обыскивать его дом и пока не будет найден сын торговца Камен, которого тебе надлежит немедленно и с почестями доставить ко мне. Второму отряду окружить дом прорицателя Гуи. Он также будет находиться под домашним арестом. Передай стражникам, а также Хранителю дверей, чтобы ни при каких условиях не выпускали госпожу Гунро из гарема. То же относится к министру Мерсуре и писцу Панауку. Писца Пенту, который трудится в Обители Жизни, отвести в городскую тюрьму и допросить.

Приказывая отправить в тюрьму писца Пенту, Рамзес брался за самое слабое звено в цепи заговора и понимал это. Пенту, как и я, не имел поддержки высокопоставленных сановников и, следовательно, легко мог сломаться под нажимом. Он был всего лишь рядовым посланником Гуи и всех остальных; он редко входил в их дома и все поручения получал в основном через управляющих. Когда я жил в доме прорицателя, то видел Пенту всего пару раз, а Ту, как я думаю, не видела его вообще. Он был виновен лишь в том, что скрывал тайну заговора, но знал он при этом довольно много. Царевич действительно оказался весьма проницательным человеком, а значит, мы выиграли первый бой — Камен, Ту и я. Мы выиграли!

— Пошли какого-нибудь надежного капитана в Нубию, — хрипло продолжал Рамзес. — Пусть сообщит генералу Банемусу, что он арестован и будет находиться на своем посту до тех пор, пока ему не пришлют замену. После этого пусть доставит генерала под охраной в Пи-Рамзес. Приказываю своей дивизии присоединиться к маджаи и обыскивать город в поисках той женщины, Ту из Асвата. У маджаи наверняка имеется ее описание. Или ты уже и ее схватил, Паис? — спросил царевич, не глядя на генерала.

— Нет, — только и ответил Паис.

— Женщину отвести в гарем и охранять. Тебе все ясно? Повтори. И вот еще что. Пошли несколько солдат в Асват. Пусть привезут в Пи-Рамзес тело, которое они, вероятно, откопают в хижине этой женщины, Ту. Я продиктую приказы относительно генерала Банемуса и прорицателя Гуи.

Повторив приказ царевича, офицер отдал честь и ушел, но вскоре вернулся, приведя с собой солдат, сразу наполнивших комнату. Паис не стал дожидаться, пока его выведут силой.

— Вы совершаете серьезную ошибку, мой повелитель, — холодно сказал он, вставая, и его глаза, взирающие на владыку, были в этот миг как черное стекло.

Рамзес впервые взглянул ему в лицо.

— Возможно, — сказал он, — и если это так, ты будешь прощен и восстановлен во всех правах, а также вновь вернешь мое доверие. Если твоя совесть чиста, думай о том, что за тебя отомстит Маат. Но я в этом не уверен, генерал, — шепотом добавил царевич. — Нет, не уверен.

На мгновение в глазах генерала сверкнула такая ненависть, что я впервые понял, какие зависть, честолюбие и мелкая заносчивость сжигали его все эти годы и привели к столь печальному концу. Ему было недостаточно принадлежать к одному из древнейших и наиболее уважаемых семейств Египта. Паис жаждал власти. Паис хотел занять трон и править при поддержке армии.