— Годы изгнания не исправили твоих манер, Ту, — хрипло, задыхаясь, произнес он. — Ты всегда подчинялась лишь своим собственным законам.

От звука его голоса я очнулась и, встав на колени, прижалась губами к его холодным пальцам.

— Простите меня, владыка, — сказала я. — Простите. Вы правы. Мне больно видеть вас в таком состоянии. Что-то случилось со мной — горе, печаль или воспоминания, и я забыла о почтении. Можно? — спросила я и, присев на краешек постели, положила руку ему на лоб. У царя был жар. — У вас хорошие врачи, мой повелитель? — добавила я.

Царь улыбнулся.

— Хорошие или нет, какая разница? Им все равно меня не вылечить, — произнес он. — Они только суетятся да болтают, а сказать правду боятся. А правда в том, что я стар и умираю. Я всегда считал тебя смелой девушкой, которая предпочла бы навлечь на себя немилость, чем солгать мне, но я ошибся, верно?

— Не совсем, повелитель, — ответила я. — Я не лгала, когда говорила, что Египет находится во власти ненасытных храмов Амона, но тогда я была очень зла. Я не лгала, когда призналась, что люблю вас, но эта любовь была не такой сильной, какой я ее изображала. Я не лгала, когда хотела вас убить.

Мутные глаза фараона уставились мне в лицо.

— Как давно это было, моя Ту, — сказал он. — Так давно, что теперь это совсем не важно. Я не умер. Я считал, что разлюбил тебя, когда ты родила мне сына, но ошибся. Я отправил тебя в ссылку и отдал ребенка Мену, но ты постоянно приходила ко мне в снах, и это я чувствовал себя виноватым, не ты.

— Нет, — быстро ответила я, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. — Это я во всем виновата, и все эти семнадцать лет я думала о том, как вымолить у вас прощение. Простишь ли ты меня, о Божественный? Я заслуживала смерти, а ты оставил мне жизнь.

Последовало молчание, а затем он начал кашлять. Схватив меня за руку, он крепко сжал ее, пытаясь сделать вдох. К нему со всех сторон бросились слуги, но взмахом руки он остановил их.

— Ничего, завтра мне будет лучше, — наконец смог выговорить он. — Это еще не агония, нет. У меня есть немного времени.

Отпустив мою руку, фараон с трудом приподнялся на подушках, затем снова взял меня за руку.

— Я вижу, ты просишь о прощении, не о помиловании, — прошептал он. — Ты изменилась. Мой маленький скорпион выманил бы у меня помилование лестью, но эта женщина, чья красота способна по-прежнему волновать кровь, просит у меня всего лишь слова. Возможно, ссылка тебя все же чему-то научила, ибо я не вижу хитрости в твоих глазах, Ту. — Он сжал пальцы. — Я прощаю тебя. Я все понимаю. Я не забыл, чьи имена ты назвала моему сыну, и вдруг — кто бы подумал? — колесо поворачивается, Маат поднимает голову, и вот уже эти самые имена становятся именами изменников, которые ждут моего суда. — На искаженном лице фараона заиграла слабая лукавая улыбка. — Ты ведь желала моего сына, а, Ту? Ты хотела скрыть это от меня, но я обо всем догадался.

— Да, владыка.

— Ты спала с ним?

— Нет, владыка. Мы не посмели решиться на такое.

— Хорошо. Хочешь, я прикажу ему подписать с тобой брачный контракт?

Я взглянула в его лицо, внезапно насторожившись. Он, конечно, болен, но неужели решил устроить мне испытание? Или теперь, когда на него веет холодным ветерком из Подземного мира и со скрипом открывается дверь Великого Суда, он решил оказать мне последнюю милость? Как, каким загадочным образом он узнал, что когда-то я заставила царевича подписать документ, согласно которому после смерти старого фараона я должна была стать царицей? За это царевич просил меня, пользуясь положением фаворитки, уговорить царя официально назначить его наследником трона. Да, в то время фараон ни в чем мне не отказывал. Однако после моего ареста документ исчез; несомненно, царевич сжег его, чтобы не оказаться замешанным в деле о цареубийстве.

Рамзес наблюдал за мной; в его глазах блестел тот огонек, который вновь напомнил мне, как велика в этом человеке жажда жизни, сквозившая в каждом его движении. Я покачала головой.

— Нет, владыка, благодарю вас, — ответила я. — Я больше не желаю вашего сына. И не желаю стать царицей Египта.

— Ты лжешь, когда уверяешь, что не хочешь быть царицей, — прокаркал царь. — Но позволь тебя поздравить: уже во второй раз ты отказалась клюнуть на мою приманку. О, Ту, я даже не подозревал, как глубоко ты вонзила в меня свое жало. Но я не только прощаю тебя, но и возвращаю тебе свою милость. Я велю Амоннахту подготовить твою вольную грамоту, согласно которой ты покинешь гарем свободной женщиной. Скажи мне, у тебя есть мужчина, которого ты желаешь?

Фараон задал этот вопрос с печалью в голосе. Вновь на меня нахлынула волна горя, и тихие слезы заструились по моим щекам. Ведь я еще молода. Я буду жить и наслаждаться жизнью, если того пожелают боги, а он умирает и оставляет все, что когда-то любил. Странная, причудливо перекрученная нить, некогда связывавшая нас, скоро порвется, и царь останется в моих воспоминаниях как призрачная тень, которая с каждым годом будет становиться все тускнее.

— Я думала, все произойдет иначе, — мрачно сказала я. — Годами я мечтала о том, как войду в эту комнату, упаду перед вами на колени и стану умолять о прощении, вы будете прежним Рамзесом, каким я вас запомнила, а я — все такой же скверной, нахальной девчонкой. Или так: наступит день, и меня вытащат из грязи Асвата, привезут к вашей постели, и вы вернете мне мой титул и мои драгоценности. Но все оказалось вовсе не так. — Внезапно горло мне сдавили рыдания. — Прошлое умерло, правда? Ибо вы больны той болезнью, от которой нет исцеления, а я запуталась в своей мести, и все вокруг изменилось.

— Подойди ко мне, — задыхаясь, проговорил фараон и, когда я склонилась над ним, притянул мою голову к своему плечу. — Я не глупец, Ту, — сказал он. — Забирай свою свободу. Забирай из гарема все, что тебе понравится. Возвращай себе свой титул. Я так желаю. Ибо разве я не бог? Разве боги не дарят нам свои милости, невзирая на то, заслуживаем мы этого или нет? Я любил тебя, но недостаточно сильно. И ты любила меня, и тоже недостаточно сильно. И ничего уже не изменишь. Через несколько дней начнется суд. Садись рядом с сыном, держи голову высоко и говори, обвиняй тех, кто когда-то поступил с тобой так жестоко. А когда суд закончится, уезжай, куда захочешь, и постарайся все забыть. Попроси у Мена разрешения пожить в его усадьбе в Фаюме, там ты сможешь отдохнуть и восстановить силы. Ступай, и да пребудет с тобой милость старого бога.