— А это средство для костюма… Тебе все-таки удалось его где-то купить?

— Да. В хозяйственном отделе «Стокманна».

— И ты в «Стокманне» спрашивал у продавцов, есть ли у них средство для обработки твоего костюма?

— Да ничего я не спрашивал, а просто выдавил пару капель из тестера. Попробовал на костюме, а потом взял упаковку и заплатил на кассе.

— У тебя сохранился чек? И где эта упаковка? — быстро спросила я.

— В сумке у меня в комнате. И чек должен быть там.

Перец буркнул что-то типа «мы проверим» и снова неожиданно поменял тему.

— Слушай, парень, а ты вообще кто — садист или мазохист? И что ты обычно делаешь с женщинами, когда, ну это?..

Дежурный снова хмыкнул за спиной Перца, а Киммо мгновенно покраснел до ушей.

— Какое отношение этот вопрос имеет к делу? Киммо, ты можешь ответить только на первый вопрос. На второй отвечать не обязательно, — снова встряла я в разговор.

— Мазохист, — тихо ответил Киммо. — Я не стремлюсь причинять боль другим, — произнес он, опустив голову и не обращая никакого внимания на мои слова. — Напротив, мне нравится, когда со мной обращаются так, что…

— Как? — В голосе Перца послышался живой интерес. Мне казалось, что у него в этой области тоже были свои тщательно скрываемые предпочтения. Известно, что многие считают полицейских садистами, и, возможно, в отношении Перца они недалеки от истины.

— Зачем ты об этом спрашиваешь? Разве тебе не достаточно ответа, что он является мазохистом? — гнула я свою линию.

К моему великому удивлению, Перец с легкостью отступил.

— А кто-нибудь может подтвердить, что ты действительно являешься мазохистом? Какая-нибудь бывшая подружка или даже проститутка… да кто угодно.

— Мы иногда беседуем на эту тему с ребятами в нашем садомазо-клубе. Наверное, они подтвердят.

— Кто они?

Киммо задумался.

— Нет, я не буду называть их имена. Не хочу, чтобы их тоже вовлекли в это дело. Особенно если вы будете допрашивать их в том же духе, что и меня сейчас.

Про клуб Киммо тоже отказался рассказывать. Я попыталась донести до него, что не стоит строить из себя невинную жертву, но он продолжал гордо молчать.

— Если ты не назовешь ни одного имени, я больше не поверю ни одному твоему слову. И тогда не прикидывайся мазохистом. Я буду утверждать, что тебе доставляет удовольствие бить и душить женщин. И что твоя невеста стала жертвой твоих сексуальных наклонностей.

— Макку Руостеенойя. Живет по адресу: Харинне, шесть. Он может подтвердить, что Киммо мазохист.

— Кто такой этот Руостеенойя? Это твой дружок, Киммо?

— Нет, это жених его покойной сестры.

— Так твоя сестрица, значит, была садисткой, — усмехнулся Перец.

Я уже почти замахнулась, чтобы все-таки врезать ему по башке «Законодательством Финляндии», как вдруг дверь распахнулась и дежурный позвал Перца к телефону. Тот быстро вернулся, сообщил, что на сегодня допрос окончен, велел отвести Киммо обратно в камеру и ушел. Я показала ему вслед язык, что страшно развеселило дежурного полицейского. Это был забавный рыжий парень, похожий на Вински — героя народных сказок.

— Киммо, пожалуйста, назови мне хоть одного человека из этого вашего садомазо-клуба. Я обещаю тебе, что буду разговаривать с ним очень вежливо.

— Хорошо. Элина Катайя по прозвищу Ангел. Я не помню ее номер телефона, но ты наверняка сможешь его найти в телефонном справочнике. Она у нас вроде председателя.

— Пошли, Хяннинен, — дружелюбно произнес «Вински» и улыбнулся мне, закрывая за собой дверь. Бумаги с протоколом допросов остались на столе. Я взглянула — записи датировались вчерашним днем, сегодняшний разговор записан не был. Странно. Я быстро записала имя свидетеля Киммо и поспешила уйти.

Войдя во двор дома, я увидела, что у нас гости, — у входа стояла машина родителей Антти. Я безумно устала, мне совершенно не хотелось ни с кем разговаривать, но, видимо, выбора не было: не могла же я остаться на улице.

— Мария, привет! — поднялась мне навстречу Марьятта Саркела — мать Антти. — Киммо уже освободили?

— Нет еще, к сожалению. На завтра назначено рассмотрение дела; посмотрим, какое там примут решение, — ответила я, заходя на кухню, где они расположились за чаепитием.

— Мы привезли домой Микко и Матти, и я хочу завтра утром заняться здесь кое-какими делами. Надеюсь, не помешаю, — сказал Тауно Саркела, отец Антти.

— Ну что вы, это же ваш дом, — вежливо ответила я, стараясь скрыть недовольство в голосе. На самом деле я терпеть не могла, когда они без предупреждения приезжали к нам, к тому же в доме царил полный беспорядок, а в холодильнике хоть шаром покати. Но, черт побери, они должны понимать, что я все выходные занималась проблемами их родственников и мне было совершенно некогда наводить чистоту в доме. Да и Антти тоже мог бы пошевелиться и немного прибраться или хотя бы купить что-нибудь из еды.