— Я предпочитаю, чтобы вы называли меня Куин.

Она удивленно взглянула на него.

— Это было бы неприлично.

— Неприлично будет, если я стащу вас с лошади на глазах у слуг и поцелую.

— Вы не можете этого сделать! — взвизгнула Оливия.

— Могу, — спокойно возразил Куин. — И полагаю, это вас не побеспокоит, Оливия, поскольку вы только что признались, что являетесь, мягко говоря, кокеткой.

Как следовало ответить ему? «Для вас мисс Литтон»? Но герцог уже отвернулся и легко вскочил на лошадь. Он был сердит, сдерживаемая ярость чувствовалась во всем его теле, в скулах, казавшихся сейчас еще более выступающими и мужественными.

Но Оливия не знала, как ответить. Ей страстно хотелось протянуть руку и коснуться его, и мешали ей лишь гордость и преданность. Хотелось одарить его знойным взглядом, чтобы он поцеловал ее снова. Как если бы она была желанной. Чувственной.

Оливия опустила голову и увидела свои ноги по обе стороны седла. Это вернуло ее к действительности. Как вообще герцог мог желать ее?

Она была толстой. У нее толстые ноги. Странно, что он еще этого не видел. Наверное, он просто не замечал, но так долго продолжаться не будет, особенно если они окажутся наедине и снимут одежду.

От этой мысли на Оливию накатила легкая тошнота, но она была даже рада. Это призыв спуститься на землю. Куин будет счастлив с Джорджианой. Он забудет эти глупости, этот «лесной пожар».

Оливия улыбнулась мальчику, державшему поводья ее лошади.

— Присмотришь за Люси, пока я не вернусь? Кажется, она считает, что в конюшне могут быть крысы.

— Возможно, так и есть, — отозвался конюший. Люси в это время внимательно обнюхивала стену, хвост дрожал от возбуждения.

— Тогда найдите их, — предложила Оливия.

Мальчик ухмыльнулся и подал ей поводья. Она проворно натянула их, легко толкнула лошадь пяткой в бок и отправилась вслед за герцогом. За Куином.

По извилистой дороге они добрались до дома. Впервые Оливия заметила величественный фасад Литтлборн-Мэнора.

Вместо того чтобы тянуться вширь, как многие родовые поместья, к которым в разное время делали пристройки, дом был прямым, элегантным и абсолютно симметричным, окруженным безупречно подстриженными лужайками.

Слишком изящный для Оливии. У каждой детали была точная копия с другой стороны: у окон, фронтонов, труб.

— Что скажете? — спросил герцог, когда Оливия остановила лошадь.

— Этот дом слишком чопорен. — Она махнула рукой в сторону окон, выстроившихся в ряд, как оловянные солдатики. — Сама же я довольно безалаберна.

— А что значит «безалаберный» в архитектурном смысле? — поинтересовался герцог. Но Оливия уже увидела ожидающих их леди Сесили и Джастина и пустила кобылу рысью.

— Простите, что заставили вас ждать, леди Сесили, — сказала Оливия, склоняясь к повозке.

— Вам бы следовало извиниться передо мной, — негодующе заметил Джастин. — Тетя Сесили вышла всего минуту назад, а я за это время написал целый рондель [2] . Неплохой, честно говоря. — Джастин махнул листком бумаги.

— Не терпится послушать, — сказала Оливия. — Как ваша лодыжка, леди Сесили?

— Прекрасно! Я использовала порошок, который купила в Венеции два года назад. Он такой сильный, что им пользовалась сама Елена, чтобы сохранить молодость. И он особенно хорош для костей: помню, старик, который его продавал на площади перед собором Святого Марка, сказал, что от него ваши зубы встанут на место и начнут плясать, как клавиши клавесина. Так и вышло, правда, с моей лодыжкой, а не зубами.

— Мы поедем к Ледиберд-Ридж, — сказал герцог Джастину. — Постарайся не перевернуть повозку.

— Эту штуку перевернуть невозможно, — с отвращением на лице произнес Джастин. — Если бы ты позволил мне управлять твоим фаэтоном, тогда была бы вероятность завалить его набок…

Герцог не ответил и повернулся к Оливии.

— Едем?

— Жаль, что вашей милой сестры нет с нами, — крикнула леди Сесили. — Полагаю, у нее мигрень поэтому я передала ей свой порошок. Уверяю вас, он на вес золота, так что скорее всего она уже чувствует себя лучше. Может быть, послать слугу в дом и узнать, не хочет ли она поехать с нами?

— Нет, — возразил герцог прежде, чем Оливия успела ответить. — Мы уже уезжаем. — Он повернул коня. Крупный черный мерин рванул вперед и попытался сбросить своего седока.

Оливия повернула свою лошадь и последовала за ним.

Конечно, Оливия не была новичком в искусстве флирта, не говоря уже о таком чувстве, как вожделение, говорил себе герцог. И это вполне естественно. Для доказательства его предположения не нужен был третий тест: по какой-то невероятной причине герцог легко попадал под власть женщин, весьма вольно трактовавших понятие целомудрия.