— Еще не ясен состав группы, и, главное, мне кажется — но именно кажется, — что за эти дни сменился противник.

— О-о… Это важно! — сразу подобрался Лебедев, и Матюхин мгновенно понял, что разговор превращается в строго официальный.

Он поднялся, но доклад получился скомканный.

— Что-то изменилось в поведении солдат. Утром они оставляют позиции как-то вяло, вразнобой и, я бы сказал, небрежно. Раньше все проходило точно по расписанию, скрытно и организованно.

— Сами наблюдали?

— Так точно. И еще снайпер Грудинин через оптический прицел. Он все время в засаде. Говорит, что впервые увидел распоясок.

— Кого-кого?

— Ну солдат в неподпоясанных шинелях. Мы прикинули, решили, что немцы надевают вторые шинели — ночью холод все-таки пробирает.

— Не верится, что их интендантство так расщедрилось.

— Возможно, шинели с убитых…

— Ах, вот оно что! Полагаете, что эти вышли из боев и теперь как бы отдыхают?

— Так точно. Они, мне кажется, сейчас такие, что… им море по колени. Знаете, как у нас после удачных боев: а-а! Что нам! Да мы их! Это пока дисциплину подтянешь.

— Возможно, возможно… А еще что? Еще какие приметы?

— Прежде сразу после завтрака у них наступала тишина. Спали. Только наблюдатели маячили, да на наблюдательных пунктах иногда посверкивали стекла стереотруб или биноклей. Сейчас не так. Сейчас после завтрака у них и народу в траншеях побольше, и, главное, в тылу весело. Смеются, кричат. Музыка… Вот после обеда — тишина. Полная тишина. Порой даже кажется, что они и наблюдателей снимают, никого на НП не оставляют.

— А это чем объясняете?

— Помните, после удачных боев у нас как было? Засечем расписание немецких контратак и в зависимости от этого спим и едим. Вот так, по-моему, и у них. Они привыкли, что ночью ползают разведчики и саперы, идут артналеты. Это у нас называется, да и у них, наверное, также, не давать спать. Утром, если все идет как следует, — артподготовка и атака или контратака. Тоже, знаете ли, штамп. Хоть и оправданный: дни короткие, нужно многое успеть. А после обеда любой противник боя не завяжет — дотемна времени мало. Вот и можно спокойно спать до вечера. В траншеи выйдешь свежим, выспавшимся.

— Разумно… И тоже подтверждает, что наш противник вышел из боев…

Прощаясь, Лебедев подумал, что дневной поиск приобретает огромное значение. Если подтвердится догадка Матюхина, кто знает, какие задачи встанут перед армией. Вот почему Лебедев немедленно доложил о ней своему начальнику — полковнику Петрову.

В роту Андрей Матюхин возвращался в сумерки. Гудели ноги, хотелось есть и, главное, пить. Губы на ветру пошерхнули, лицо стянуло, иногда он растирал его шершавой от въевшейся окопной глины ладонью.

Неподалеку от взводной землянки его перехватили Сутоцкий, Закридзе и заместитель командира разведроты по политической части старший лейтенант Виктор Сладков — плечистый, светлоглазый и слегка скуластый. Обращаясь к Матюхину, он доверительно улыбнулся.

— Вот, привел к вам бунтарей, — кивнул он на разведчиков, — считают, что противник не дозрел до дневного поиска. Может не даться в руки.

— Не в этом дело, — поморщился Сутоцкий. Замещая командира взвода, он знал себе цену и мог возражать замполиту почти на равных. — Мы не против дневного поиска. Но именно дневного, а не утреннего.

— Фриц не тот! — быстро, словно от тяжелой обиды, выпалил Закридзе.

Большой, тонкий в талии, с широкими плечами и огромными кистями рук, он не умел говорить спокойно.

— Правильно, — миролюбиво согласился Матюхин. — Не тот. Совсем не тот.

— Ну вот! Почему же утром?

— А кто говорит, утром?

— Все говорят! Совершенно все! Как можно утром? Они же не спят! — наседал Закридзе.

— Не спят, — подтвердил Матюхин. — Скажите, неужели все, буквально все знают, что мы собираемся в дневной поиск? А? Закридзе?

— Конечно все! Каждый ходит, спрашивает: теперь днем пойдем? Ночь уже не годится?

— Вот видите, сами же говорите, что все спрашивают: днем пойдем? Про утро, выходит, никто не спрашивает.

Закридзе подался вперед и словно задохнулся, выкатил добрые и страшные глазищи, потом засмеялся:

— Зачем ловишь, товарищ лейтенант? Все говорят, днем, а думают, утром.

Окружающие тоже засмеялись, но Матюхин оборвал смех и по-командирски строго спросил:

— Значит, в дневной поиск пойдете?