Том с пижамой Финна в руках стоял в гостиной и прямо перед собой видел мать в цветастом халате, посреди гостиной дома на Лейдисмит-роуд. 1962 год. Растрепанные черные волосы Каталин Дженвей убраны наверх, контур губ чуть намечен помадой, так что они изогнуты наподобие купидонова лука. Тогда ей было года тридцать четыре, на двенадцать лет меньше, чем Тому сейчас, но быстро появляющаяся в минуты тревог сеточка морщинок у глаз и сдвинутые брови преждевременно старили ее. Коричневый резиновый шланг пылесоса змеиными кольцами свернулся у ног женщины, и все же следы уборки в доме едва были заметны.

Пристыженный, Том тоже вытащил из-под лестницы пылесос и пошел с ним по пустым комнатам, пытаясь всосать мрак и запустение собственного жилища. Просовывая специальную насадку как можно дальше под изодранный кошкой диван, Том с трудом понимал, где же он: в Илфорде или в Сиэтле.

Маленький Том выполнял роль семейного переводчика. Наедине друг с другом родители говорили по-венгерски. В бухгалтерии «Раунтриз» Ференц Дженвей ежедневно пользовался языком цифр, не ведающим языковых барьеров. В отношении английского взрослым был Том, а детьми — его родители. Когда им приходилось иметь дело с торговцами, адвокатами, врачами и учителями, он становился послом в коротких штанишках, который бойко вел переговоры с девушкой из компании по продаже радиотехники или с газовщиком, а потом переводил все на упрощенный «кухонный английский». Родители громко восторгались тем, как мальчик легко пользуется идиоматическими выражениями, в основном почерпнутыми из книг и бывшими в ходу двадцать — тридцать лет назад.

— «Вот так петрушка», — повторял отец, неуверенно, словно пробуя фразу на вкус. — «Просто бомба!»

Том, однако, замечал легкое удивление на лицах других людей. Говорил он не менее бегло, чем родившиеся в Эссексе ровесники, однако звучание его речи чем-то легко и неуловимо отличалось. Английский не был для Тома в полном смысле слова вторым языком, но и родным тоже не являлся. Под влиянием родителей мальчик стал относиться к нему как к чему-то необыкновенному и только своему, подобному сундучку с сокровищами, который можно спрятать у себя в комнате вместе с удочкой и набором юного авиамоделиста из магазина «Кейл Крафт». У отца с матерью был свой язык, а у Тома свой, он любил его интонации и фигуры речи, по целым часам сосредоточенно пополняя и совершенствуя знания. Во время уроков миссис Атертон в начальной школе на Роуз-лейн одноклассники Тома зевали, когда учительница заставляла их по многу раз твердить наизусть словарные упражнения. А вот он — совсем другое дело. Мальчик прибавлял к своей коллекции каждую новую драгоценность из книги для чтения: шумных грачей и тихих мышек, чириканье воробьев и соловьиные трели, веселых скворцов и радостных жаворонков, даже стаи львов и выводки куропаток.

Сразу за углом, в библиотеке на Блумфонтейн-авеню, Том действительно погружался в другой мир, наблюдая за группой чудесных ребят, совершенно непохожих на илфордских. Все они вместе с многочисленными родственниками жили в огромных загородных домах с поварами, садовниками, егерями и собаками. Мальчики учились в пансионах — пестрых веселых республиках, управление которыми полностью находилось в детских руках. Том услышал их восхитительный жаргон: они говорили о «малышне», что прислуживает старшим школьникам, об игре в шарики и вспоминали, как кто-то крикнул «я пас!», а еще награждали директора самыми нелестными прозвищами. Том грезил о Приготовительном Классе. Во время грандиозных летних каникул эти невероятные дети катались на лодках, раскрывали тайны, ловили форель, ездили верхом (у девочек были собственные пони) и выдумывали головоломные розыгрыши.

Читая «Ласточек и амазонок» [88] и безуспешно пытаясь вообразить, что будет, если девочка по имени Титти вдруг попадет на урок миссис Атертон, Том впервые понял: Англия — это другая страна и Лейдисмит-роуд не столько ее часть, сколько колония, населенная низшими существами. Англия настоящая, описанная в книгах, начинается где-то в Лондоне и уходит дальше на запад, в яркую, живописную местность с зелеными холмами, дубовыми рощами и заросшими ежевикой тропками. Там есть деревеньки как в эпоху Тюдоров: за низенькими дощатыми заборами ютится простой люд, а каждый шорох в ночи выдает крадущегося браконьера, который затеял недоброе.

В Илфорде отсутствовали холмы, живые изгороди и природа как таковая, если не считать пруда, куда отец ходил рыбачить и брал с собой Тома. Одни муниципальные микрорайоны, ряды магазинов и одинаковые длинные улицы с покосившимися домами наподобие того, где жили Саньи. Когда им случалось всем вместе выбраться в Лондон на целый день, Тому казалось, что он у самых дверей, ведущих в легендарную страну, а ему дозволено лишь заглянуть в щелочку.

В магазине игрушек «Хэмли» белокурый мальчуган одного с Томом возраста громко, звонко и настойчиво о чем-то спрашивал продавщицу, будто та была не посторонним взрослым человеком, а обслугой. Мать ребенка, худощавая надушенная женщина в рубчатом жакетике и твидовой юбке, с рассеянной улыбкой поглядывала на свое чадо. «Ну в самом деле! — говорил малыш, и у него получалось „всамделе“. — Может, принесете нам каталог игрушечных поездов? Мы ведь не можем тут целый день выбирать».

Такова была Англия. На площади перед Букингемским дворцом происходила смена караула, а Том с родителями стоял в толпе людей, тянувших шеи, чтобы краем глаза увидеть трубы, барабаны и медвежьи шапки. Звуки оркестра тонули в жужжании камер и разноязычном гомоне туристов. Том подсознательно чувствовал: место его семьи среди этих приезжих, замерших от восхищения, послушных гидам и воспринимающих Англию некой мистерией, наблюдать которую можно лишь с почтительного расстояния.

Домой, на Рождество, после первого семестра в Сассексе, Том ехал поездом от Ливерпуль-стрит и смотрел, как за Стратфордом, Форест Гейт, Уонстед-Флэтс и Мэнор-парком постепенно вырисовывается из мглы и копоти величественный Лондон. Свирепый восточный ветер, дувший со стороны Северного моря, гнал дым из труб над самыми крышами домов. У Севен Кингс поезду вслед глядела лисица, притаившаяся за темным глиняным холмиком. На гладкой шкурке зверька кое-где виднелись проплешины. Хотя тепловоз шел основательно, со всеми остановками, до дома было от силы десять — одиннадцать миль пути. В детстве то же расстояние представлялось Тому огромным, а Лондон казался зачарованным городом за тридевять земель, но теперь молодому человеку пришла в голову удивительная мысль: он ведь рос лондонцем, сам того не зная. А ощущение провинциальной отдаленности столица преподносила гражданам в качестве своеобразного дара, заставляющего каждого из них помнить свое место.

Тем декабрьским вечером, втаскивая вещи в дом на Лейдисмит-роуд, Том чувствовал себя чужим, однако уже по-другому. Багаж его состоял из двух одинаковых чемоданов, которые мать отыскала на летней распродаже, — производства фирмы «Антлер», в яркую шотландскую клетку, — Том их стеснялся. Не успел он позвонить, как Каталин широко распахнула дверь и расцеловала сына прямо на пороге. Коротко подстриженные, растрепанные волосы матери уже начали седеть, а при виде паутинки морщин у нее на лице Тому совершенно некстати вспомнилась знаменитая физиономия поэта Одена, похожая на неровный лунный ландшафт.