— Вообще-то нет, — все-таки возразила она, — я наполовину ирландка, и это семейное имя.

В сказанном была доля правды.

Чувство неловкости, испытываемое Бет, возросло, когда они вошли в ресторан и главный официант, улыбаясь Дэвиду, со словами «вам как всегда?» провел их в угол, к столику у окна. Бет опустилась на плетеное сиденье, положенное, очевидно, каждой женщине, которую Зиглер приглашал на свидание. Скольких уже за прошедшие недели, месяцы, а может, и годы сводил он в кино перед ужином и милой беседой? Бет стало любопытно: многие ли из ее предшественниц, посидев здесь, оказывались в его постели?

Впрочем, свидание есть свидание, и она, пусть слегка разучившись — все-таки давно без практики, — продолжала игру. Просматривая длинный перечень блюд в меню, Бет спросила:

— Хочешь, платить будем вместе?

Он поднял глаза и улыбнулся. Улыбка была приятная. Ответил:

— Согласен. — И добавил: — Я предпочитаю вегетарианскую кухню.

Бет с сожалением отказалась от морского окуня, поэтому пришлось довольствоваться сладковатым картофельным супом-пюре, соте из сладкого лука и китайского баклажана, спаржей и соусом из черных бобов, томатами и тофу, а также сычуаньской зеленой фасолью. Когда она попросила принести бокал совиньона, Дэвид сказал: «И мне тоже, пожалуйста». Это доставило Бет невероятное удовольствие, женщина даже немного смутилась.

— Даже если сам Аллен и не участвует в своих фильмах, они все равно о нем, о Вуди, — начал Зиглер.

— Точно! — ответила Бет, пораженная меткостью суждения. Ей захотелось обсудить игру Саманты. На актрису, считала Бет, спроецировались все женоненавистнические фантазии режиссера.

Дэвид кивал в ответ.

— Это фильм, главным образом, об эгоцентричном человеке искусства, чье недостойное поведение по отношению к женщинам можно извинить — он ведь постоянно думает о чем-то более важном.

А она еще считала Зиглера бесцветным! Бет смотрела на Дэвида и корила себя за поспешность и опрометчивость суждений. Он поймал ее взгляд, и его розовые щеки порозовели еще больше. Пару секунд мужчина и женщина не отрывали глаз друг от друга, и Бет накрыло пьянящей волной чувств.

— По крайней мере, — сказал Дэвид, — так или почти так говорится в статье «Нью-Йорк санди таймс».

Бет изо всех сил постаралась скрыть разочарование.

За супом Дэвид рассказывал, как снимает квартиру над Пайонир-сквер. «Над» — потому что на самом верхнем этаже, поскольку его дом сейчас перестраивают или скорее сносят и возводят заново. Архитектора зовут Джулиан, подрядчика — Эмерсон. Это напомнило Бет о Томе и потрепанной команде нелегалов, и в голове у нее сложилась целая история. Смеясь, Бет поведала о чудовищных строительных лесах, орущем китайце на крыше, бестолковых мексиканцах и нарисовала картину небывалого разрушения: кучка строителей-неумех превращает целый дом в горстку пыли. Тома она называла «мой бывший муж». Никогда раньше Бет не пользовалась этим определением, а теперь оказалось — оно очень подходит к Тому.

Дэвид улыбнулся, однако лицо его оставалось серьезным.

— Он может нарваться на неприятности.

Бет была не в том настроении, чтобы переживать из-за несчастий, которые могут постигнуть Тома.

— Да ему все сходит с рук. Наверное, маска рассеянного профессора помогает ему выкарабкаться из любых передряг.

Палочки в руке Дэвида задержались в нерешительности над томатами с тофу, потом вонзились в мякоть плода, словно когти хищной птицы, камнем упавшей с небес и настигшей жертву.

— Он выступает по радио, в передаче «Все учтено».

— Раньше романы писал, а теперь только свои заметки для радио.

— Я его слышал. Довольно… забавно.

Беседа приняла совершенно неверное направление, поэтому Бет решительно заговорила снова о Джулиане и Эмерсоне. Бедствия и невзгоды, которые влечет за собой ремонт, не представляли для нее особого интереса, но Дэвида оказалось легко подтолкнуть к смене темы. Строители отстают от графика на девять недель, перерасход быстро возрастает, съемное жилище на Пайонир-сквер — настоящая ссылка, и вида на озеро так не хватает! В принципе одни банальности, так уж лучше они, чем восхищенные отзывы о Томе.

Пережевывая зеленую фасоль, Дэвид говорил об усовершенствовании ванной комнаты. Она станет чем-то вроде личного салона гидротерапии с душем, гидромассажем, сауной, джакузи и биде.

— Настоящим откровением для меня явился номер в токийском «Хилтоне», где я останавливался год назад. Ты когда-нибудь была в Японии?

— Нет. Еще нет.

Со странным облегчением он пустился в долгие рассуждения о плитке. Планируемый салон гидротерапии обязательно будет выложен малахитом. Пол, стены и потолок.

— Представляешь себе малахит?

— Знаешь ли, смутно.

— Вот… — Дэвид пошарил в боковом кармане коричневого пиджака и вытащил плоский камешек приблизительно в два квадратных дюйма величиной. Передал его Бет, как нечто весьма ценное и хрупкое. — Малахит — это разновидность медной руды.

Первой мыслью Бет было: красиво! Черные прожилки на светло-зеленом фоне моментально вызвали в памяти летний вечер и сосны, освещенные лучами заходящего солнца. Самые подходящие для тихоокеанского северо-запада оттенки. Дэвид просто замечательно придумал.