Саймон Уотсон-Тейлор, с которым он познакомился в Париже, работал стюардом на рейсах Британской компании трансокеанских воздушных сообщений (БОАК) и в тот момент должен был улетать куда-то, так что они с Алленом договорились встретиться, когда он вернется. Тогда в Лондоне жил школьный приятель Керуака Сеймур Уайз, которого Аллен знал с 1940-х, когда у него была студия в Гринвич-Виллидже, сейчас у Сеймура был свой музыкальный магазинчик в Челси. Он пригласил Аллена в гости, и они проговорили всю ночь. Как бы там ни было, Аллен знал немногих и не мог вести активную общественную жизнь. Он сосредоточился на посещении достопримечательностей и музеев. Он обнаружил, что в Лондоне полно работ Блейка и Тернера, но больше всего его удивили Elgin Marbles [42] , скульптуры из Парфенона в афинском Акрополе. Он писал Питеру: «“Обнаженная любовь” Elgin Marbles в Британском музее – самая чудесная вещь в Европе».

Томас Паркинсон пригласил Аллена на BBC, чтобы тот записал пятиминутное вступление к своим чтениям по современной американской поэзии. Evergreen выпустило альбом-антологию, в том числе там была и плохая запись «Вопля», которую Аллен ненавидел, так что сейчас перед чтением он нервничал. Вскоре после того, как он начал читать, продюсер Дональд Карне-Росс остановил запись, в возбуждении вбежал в комнату с воплем «Вот она! Вот она – настоящая поэзия!» и спросил у Аллена, не согласится ли тот записать весь «Вопль» и «Супермаркет в Калифорнии» для отдельной передачи. Аллен был потрясен и стал читать медленно, с надрывом, постепенно набирая ритм, воображая, что он говорит с самим Уильямом Блейком, он был так возбужден, что иногда его голос слегка дрожал, казалось, что он вот-вот расплачется. Все сошлись во мнении, что это было великолепное чтение, после этого Аллен напился вместе с Карне-Россом, который сказал, что хочет записать и Керуака, и Корсо.

Когда продюсер ушел домой, Аллен почувствовал себя одиноким, ему было грустно. Уотсон-Тейлор только что вернулся из своей поездки, и Аллен решил навестить его. Несмотря на то что он был сильно пьян, часам к семи до места он все-таки дошел. Саймон решил взбодрить его. «Мы выехали на его мотоцикле “Веспа”, совершая сумасшедшие повороты, я балансировал у него за спиной и знал, что могу разбиться насмерть, если этому будет суждено случиться, – писал Аллен Питеру. – Мы заходили в большие бары и пабы, я всю ночь дружелюбно с кем-то общался, потом мы с пьяным Саймоном приехали домой, и он предложил мне переспать с ним, он тоже был пьян, так что мы разделись и быстро заснули в объятиях друг друга, мы не занимались любовью, мы только целовались в большой уютной кровати». Уотсон-Тейлор жил вместе с Джорджем Мелли, писателем, художником и музыкантом. Аллену очень нравилось у них. Мелли был специалистом по сюрреализму, и на стенах висели работы Рене Магрита и Пола Клее, одна картина Макса Эрнста и множество работ в стиле дадаизма [43] . Очень много крошечных собачек и большая библиотека по искусству. Саймон сказал Аллену, что тот может приходить к ним жить, когда хочет. Аллену он всегда нравился, уже много позже, в 1970-е, Уотсон-Тейлор жил с ним в Боулдере и читал лекции по патафизике в Институте Наропы.

Аллен навестил поэта-англичанина Гэла Тенбула из Уорчестера, и взял у него несколько стихов, чтобы послать их Дону Алану в Evergreen Review. Тенбул был врачом, но нашел время, чтобы опубликовать в «Мигрант Пресс» серию очень живых памфлетов, еще он вел широкую переписку с поэтами по всему миру. Тенбул отвез его в Стратфорд-на-Эйвоне, где похоронен Шекспир. Отсюда Аллен на поезде доехал до Оксфорда, где выступал перед группой очень заинтересованных студентов. Он читал «Вопль» и «Город», из «Голого ланча» Билла, и из «Свистка» Роберта Крили, и из работ Филипа Уолена и Денизы Левертов. Аллен писал Питеру: «Я снова отлично себя чувствую, выступая и плача на публике – перед спокойными замкнутыми англичанами».

Паркинсон отвез Аллена в собор в Солсбери и в Стоунхендж, и они гуляли на холодном февральском ветру среди разбросанных камней. В соборе Святого Петра он забрался в Галерею шепота под сводом и любовался оттуда Лондоном. После войны территория вокруг собора была почти уничтожена, и повсюду можно было видеть людей, очищающих те места, где падали бомбы, и строящих новые дома. В журнале Encounter Аллен нашел поэта Стивена Спендера и попросил его написать рецензии на несколько книг, выпущенных City Lights и Jargon Society Джонатана Уильямса. Еще он дал ему вырезку из «Голого ланча», но Спендер отказался писать, мотивировав это тем, что он не желает «продираться сквозь ярды и ярды внутренностей».

В то время как Аллен был далеко, Билл в Париже общался с Джоном Балфом и Мак Шелдоном Томасом. Оба они были из Техаса, последнего журналист Питер Леннон описал как «школяра, обладавшего потрясающими способностями и совершенно точно абсолютно не техасского типа». Томас жил в отеле «Пакс», который был похож на Бит Отель, и находился он тоже поблизости, в тупике улицы Сен-Анри, покровителя искусств. Шел, так Берроуз называл Томаса, был молодым писателем, пытавшимся найти свой путь, совершив традиционное паломничество в Париж. У них с Берроузом было много общего, в том числе интерес к наркотикам и мистике, а позднее он вместе с Биллом экспериментировал с гаданием по стеклу и гаданием на зеркале. Они с Биллом стали хорошими друзьями, а их роман длился до смерти Билла.

Поэт и издатель Кид Коман зашел навестить его и огорчился, узнав, что Аллена нет. Билл принял его в комнате Аллена, но во время их разговора в комнату влетела мадам Рашу и стала обвинять Комана в том, что он спал там. Билл уверил ее, что это не так и написал Аллену: «Грэхем и его молоденькие чертовы хипстеры продолжают делать короткие замыкания своей машиной, и достали леди, вывели ее из себя, а этот мальчик Дик где-то в доме постоянно устраивает короткие замыкания – вчера из-за того, что он включал разные приборы, полетело три пробки». Билл устал и стал употреблять так много болеутоляющих – в аптеках Франции абсолютно спокойно можно было купить эликсир опия, – что у него даже развилось легкое привыкание. Он сказал Аллену, что это нужно ему для его анализа, но по возвращении Аллен настоял, чтобы тот сходил к доктору, достал немного апоморфина и бросил дурную привычку. В жизни Билла произошло не очень приятное событие: арестовали Зизи, человека, который снабжал героином его и Аллена, а скоро должен был закрыться и его ресторан. Зизи продолжил торговать на улицах, но Биллу не нравилось покупать наркотики на улице. Однако он храбрился и говорил, что ему все равно, что его арестуют, и обкуривался до такой степени, что уже не знал, в каком городе он находится. Он не мог пройти два квартала до дома от улицы Сен-Жермен, а потом разлил варенье по всему этажу.

Скоро заметили, что в комнате Аллена никто не живет, Билл написал Аллену: «Этот паренек, Дик, все время, когда ошивается поблизости, пытается занять твою комнату. “Э, не-е-е-е-т, – заорал я ему очень решительно. – Ты мне не нравишься, и я тебя не знаю. Мне нужно две комнаты. Когда мне надоедает сидеть в одной, я перехожу в другую и сижу там”. Этакая наглость. Эти парижские любители жить за чужой счет въедут и вышвырнут человека из его собственной постели».

Билл очень нравился всем юным американцам-курильщикам в их квартале, казалось, в их компании он никогда не уставал, они просто сидели в его комнате и бесконечно говорили о джанке, о выращивании помидоров в Техасе, о глотателях шпаг, а также о новом любопытном предмете – раке и вирусах, а они восхищались этим «меланхоличным джентльменом». Билл зависал с компанией молодежи в кафе «Монако» на перекрестке у Одеона, большая часть людей, которые там собирались, были люди, сбежавшие из Америки и Англии, художники, писатели и исполнители народной музыки, это было для них местом встреч, местом, где они могли расслабиться и получить сообщения. Там был исполнитель народной музыки по имени Дэррел Адамс, в ухе у него была серьга, он постоянно ходил под чуть большим кайфом, чем все остальные. Адамс жил за углом в одном отеле с Шелом Томасом и часто приходил к Биллу, они сидели и разговаривали, и Билл пробивал английскую траву.