Еще я хочу рассказать истории Брайона Гайсина и Иэна Соммервиля, которые, сложись обстоятельства иначе, сыграли бы еще большую роль в истории этого движения. Подобно Карлу Соломону, Герберту Ханке [10] , Гарольду Норсу и Нилу Кэссиди, им также была отведена значительная роль в истории «Разбитого поколения». Наконец, я хочу написать книгу, посвященную моим друзьям. Прогуливаясь по старинным улочкам в окрестностях Жи-ле-Кер в поисках материла для этой работы, я чувствовал огромную боль от того, что от нас ушли Гинзберг, Берроуз, Гайсин и Соммервиль, всех их я знал и работал с ними с середины 1960-х. Я очень по ним скучаю.

Может показаться, что на меня при написании этой книги повлиял Билл Берроуз, потому что здесь присутствует момент синхронности и случайных совпадений, что ему бы понравилось. Я написал главу, в которой Аллен Гинзберг идет с Аланом Ансеном в маленький бар на улице Ушет, а через полчаса выдал отрывок о Бернарде Фречтмене, переводчике Жене. Когда я ищу материал для книги, я всегда стараюсь использовать карты того времени и мест, о которых пишу, но я не смог найти свою карту Парижа 1960 г. и посмотреть, была ли улица Ушет и впрямь столь близка от отеля, как я помнил. Мне посчастливилось стать обладателем экземпляра «Michelin Paris Index and Plan» Кеннета Тинана, датированного 1973 г., – мне его дала Кэтлин Тинан после смерти Кена, и я до того момента еще не успел посмотреть его – и когда открыл нужную мне страницу, то увидел там собственноручно сделанную пометку Кена: «Погребок Ушет, 5-я улица Ушет. 9:30 Бд. Фречтмен». Голоса из прошлого говорят с нами.

В 1950-х Левый берег, или Латинский квартал, был для Парижа тем же, чем являлся Сохо для Лондона, Гринвич-Виллидж для Нью-Йорка или Норт-Бич для Сан-Франциско – недорогим местечком в центре, где встречаются и проводят ночи за разговорами и выпивкой художники и писатели, где бесхитростное проживание стоит дешево, а местные жители с пониманием относятся к юношескому безумию. На множестве маленьких улочек между бульваром Святого Германа и Сеной размещались десятки небольших недорогих отелей без особых удобств, в которых обитали многие студенты из близлежащей Сорбонны. Парижскому университету больше семи сотен лет, и жить в скромных отелях на соседних улицах уже стало университетской традицией. Еще здесь жили студенты-художники и натурщики из Академии изящных искусств, которая находилась на набережной Августинцев, да и многие именитые художники: их мастерские с застекленными крышами, обращенными на север, прятались в маленьких двориках и переулках. Богема и студенты жили бок о бок с многочисленными парижанами из рабочего класса старой закалки, каждое утро заполнявшими товарами продуктовые рынки на улице Бучи или крытый рынок на Мабилоне и возвращавшимися домой задолго до того, как юные представители богемы выпивали свою первую чашку кофе.

Недорогой, обветшавший район вокруг улицы Святого Северина был привычным прибежищем для отбросов общества, clochards (бродяг и бездельников); когда-то, в те времена, когда окрестности Дворца Мобер были населены рыбаками и кожевенниками, у них была своя улица, улица Бревр. В 1950-х таких людей было приблизительно 10 000; мужчины и женщины спали под мостами и на крышках люков на площадях, завернувшись в тряпки, грелись у коллекторных отверстий, валялись около наружных шахт метро, откуда шел затхлый теплый воздух.

Латинский квартал – это скопище пыльных букинистических магазинчиков, авангардных художественных галерей, антикварных магазинов, лавок торговцев этнологическими редкостями, крошечных тесных офисов радикальных издательств и маленьких газетенок, специализировавшихся на экспериментальной литературе и искусстве. Вдоль берега Сены продавцы книг выставляли напоказ коробки с какими-то разодранными гравюрами и захватанными пальцами книгами, эти короба крепились к парапету, и их можно было запирать на ночь. Повсюду в окрестностях улицы Сены и бульвара Сен-Мишель были расположены книжные лавки, в которых на видном месте стояли работы сюрреалистов, труды по патафизике [11] , медицине, оккультным наукам, алхимии и азиатскому мистицизму. Некоторые из них таились во двориках или на верхних этажах зданий, и знали о них только ценители.

Здесь находились и артистические кафешки вроде «Пале», где можно было встретиться с владельцем галереи и договориться с ним о выставке, нанять натурщика или купить наркотики. Здесь были дюжины недорогих ресторанчиков, таких как «Кафе искусств» на улице Сены, где студенты художественных заведений сидели в рядок на скамейках, стоимость меню из трех блюд была неизменна, а красное вино стояло в литровых кувшинах на простых узких деревянных столах. Одна кафешка, «У Рато», была настолько маленькой, что хлеб там лежал в корзинках, которые подвешивались на веревках над столами, и, чтобы достать его, надо было каждый раз опускать их. Ресторан «У Жана», находившийся в двух шагах от бульвара Святого Германа, был одним их тех редких мест, где на полу по-прежнему лежали опилки. Иногда там выступал виолончелист или гитарист. «У Жана» было полно стремных типов, связанных с криминалом, но и представители богемы любили там бывать, соблюдая молчаливый нейтралитет. Рядом, в особенности вокруг площади Мобер и улицы Ушет, ютились многочисленные китайские, вьетнамские и североафриканские ресторанчики.

Каждую ночь бульвар Святого Германа становился местом самых больших гуляний в Париже, люди бродили от площади Мобер до бульвара Святого Германа и обратно, мимо больших кафе: «Пивной отвисшей губы», «Кафе двух макак», «Природы», в них сидели экзистенциалисты и состоятельные туристы, наблюдавшие за всеми и за которыми наблюдали все. Некоторые из гуляющих заглядывали в «Пиджоло», кафе сразу же за станцией метро, там было пятисотфранковое меню, и оно работало всю ночь. Это было любимое место сборищ лесбиянок и геев. Некоторые молодые люди красились губной помадой и пудрились, а наиболее мужеподобные женщины носили мужскую одежду. В «Пиджоло» также влекло студенческую толпу, среди которых были и многие обитатели Бит Отеля, располагавшегося через две улицы.

Бит Отель занимал дом номер 9 по Жи-ле-Кер, узкой средневековой улочке, начинающейся около Сены от улицы Сен-Андре – «покровителя искусств» и шедшей до набережной Августинцев в старейшей части Латинского квартала. В XIII в. улица называлась Жиль-ле-Ке (улица Повара-простофили) или Жи-ле-Ке (Жи – кухонных дел мастер, повар). Еще она была известна как Жи-ле-Пре (улица Храброго повара). Со временем название трансформировалось в Жи-ле-Кер, которое, как утверждал Брайон Гайсин, являло собой каламбур по поводу названия этой улицы, придуманный в начале XVII в. Генрихом IV, первым королем Франции династии Бурбонов, чья любовница жила именно там. Как-то король проходил по ней и сказал: «Ici g^it mon coeur» («Мое сердце принадлежит этому месту». – Прим. пер.). Возможно, это была выдумка, как и многие другие истории Гайсина, но по крайней мере звучало неплохо.