Международная зона Танжер была практически маленьким государством, независимым от остальной части Марокко, здесь царило средневековье и очень многие люди жили в нищете. Но эта старая, размеренная честная колониальная жизнь резко изменилась, как только Марокко стала независимой от Франции, а Танжер потерял самостоятельность. Ресторан стал приходить в упадок. Как-то, покупая наркотики, Брайон познакомился с Джоном и Мэри Кук, состоятельной парочкой хиппи. Семья Кук занималась также сайентологией, и все время марокканской войны Брайон жил полностью за их счет у них дома в Алжире. Потом он вернулся в Танжер и снова открыл ресторан, но дело так и не заладилось. Берроуз писал Аллену: «Брайон Гайсин открыл “Тысячу и одну ночь”, теперь там танцует стайка ребят, на которых смотреть-то можно только с жалостью: личики похожи на мордочки хорьков, узкоплечие, зубы плохие, они скорее похожи на команду по боулингу из Ньюарка». Конец наступил в 1958 г.

Начались юридические проблемы по поводу того, кто руководитель, и Брайон передал права собственности Кукам, он верил, что они вернут ресторан сразу же, как только уладятся проблемы. Но Куки прибрали ресторан к рукам и вышвырнули его прочь. Незадолго до этого за крышкой вентилятора на потолке он нашел спрятанный амулет, пропитанный менструальной кровью: семена, камешки, обрезки ногтей, волосы с лобка, кусочки разбитого зеркала (всех по семь) и маленький сверток, в котором лежал листок бумаги. Текст, написанный справа налево, затем поворачивал и шел сверху вниз, образуя каббалистическую решетку. Брайон показал его своему учителю арабского. Тот сказал, что это призыв джинна дыма с целью «заставить Массу Брахима (Брайона) покинуть этот дом – как дым покидает этот очаг, и никогда не вернуться…»

Однако Брайон много вынес из своих будней ресторатора: его приятель Салах, который, по уверениям приятеля Брайона Фелисити Мейсона, был «когда-то самым симпатичным и черненьким мальчиком побережья», прожил с ним до самой смерти, как и Таргисти, его «джентльмен из джентльменов», и повар, жившие с ним больше 30 лет. Еще он научился изменять магические заклятия заколдованного источника несчастий на позитивные, все работы, написанные после 1958 г., он подписывал решеткой, состоящей из арабской вязи и вертикальной японской каллиграфии. Его работы в новом стиле произвели такое впечатление, что в 1959 г. ему предложили устроить персональную выставку работ в Лондонской галерее Артура Джефреса и обещали заплатить, если он сделает литографию для Музея современного искусства в Нью-Йорке.

После лондонской выставки Брайон отправился в Париж, чтобы принять участие в сборной выставке, где наряду с другими были представлены и работы Матта. После того как он три месяца жил в Париже на деньги богатейшей принцессы Распай в ее городском доме, он решил, что нельзя злоупотреблять гостеприимством, и ухватился за предложение Билла поселиться в Бит Отеле.

Уильям привел его в отель и показал свою крошечную пятнадцатую комнату. Этажом выше в номере 25, где раньше жил Аллен, теперь жил молодой американец, эта комната была немного больше. Американец сказал, что уезжает, но прежде хочет получить деньги за ключ. Вспоминает Брайон: «Не глупи, – сказал я. – В подобных ситуациях так не делают. Он ответил “Ах, да-да, ну что ж, продам его кому-нибудь еще”. В-общем, я отправился домой и принялся колдовать, этому я научился в Марокко, когда интересовался магией. Если вы хотите поселиться где-нибудь, вы совершаете магические приготовления и вводите себя в определенное состояние – чтобы впасть в это состояние, вам нужно много травы и гашиша, – потом вы представляете себе комнату и начинаете расставлять мебель так, как вы бы хотели, чтобы она стояла. Вы делаете это несколько раз, пока комната полностью не изменится, и тогда возвращаетесь обратно и говорите: “Пошел отсюда”, – и он отдает комнату вам. Потому что на самом-то деле вы уже въехали. Ему там уже очень некомфортно».

Комната номер 25 не сильно изменилась с тех пор, как уехал Аллен. Брайон распаковал свои холсты и расставил их так, что они стали закрывать почти все пустое пространство стен, какие-то он повесил, и комната стала похожа на знаменитый коридор Гертруды Стайн и Элис Токлас. Брайон был знаком с Элис и часто ходил к ней в гости на улицу Кристин. Вероятно, она навещала его в Бит Отеле, потому что, несомненно, она видела, над чем он тогда работал. «Ты спрашивал о Брайоне Гайсине, – писала Элис Неду Рорему. – Он здесь и трудится над отличными картинами. Знаешь, мне кажется, что в Париже работают все, кроме рабочих».

Вдали от слухов Танжера Билл с Брайоном быстро стали очень близкими друзьями – но они никогда не были любовниками, – Билл начал проводить большую часть своего свободного времени в комнате Брайона, наблюдая за тем, как он рисует, а иногда они просто разговаривали или курили траву. Совершенно очевидно, что Билл очаровал Брайона. «Берроуз проводил в комнате 25 больше времени, чем в своей собственной, – сказал он в интервью через 20 лет. – Уильям часто сидел в комнате, когда я рисовал, и наблюдал за тем, как большие пятна краски постепенно приобретают форму. Я пытался научиться чему-то большему, пытался делать то, чего не делал никогда раньше, и разрешал ему сидеть и смотреть на это. И он сидел, и все, что мне оставалось, – принять это. Я никогда не позволял никому делать это прежде и, пока нахожусь в трезвой памяти, никому не позволю делать это в будущем. Этот процесс интимнее мастурбации, во всяком случае должен быть таковым».

Первыми работами Брайона после того, как он поселился в отеле, стали его 'ecritures [57] – каллиграфия белыми чернилами по черному фону-загадке. «На самом деле я рисовал каббалистические квадраты, то есть сначала писал в одну сторону, потом переворачивал лист бумаги и писал на обратной стороне в обратную сторону, и получалась замкнутая работа, и это происходило. Я думал о том, как использовать японскую каллиграфию в подобных работах, не меняя ее, а потом просто как-то случайно написал на ней перпендикулярно строчку по-арабски, получив таким образом решетку. Вот так это приобретало для меня форму».

Невозможно разобрать, что же написал Брайон на своих 'ecritures, но слова там были разные. Брайон говорил, что «по большей части это заклинания. Кисть на бумагу, ручка на поверхность». Эти рисунки всегда сравнивают с работами Марка Тоби, но в то время Брайон еще не видел работ Тоби. «Должно быть, это было в воздухе», – говорил Брайон, оба художника совершенно независимо друг от друга пришли к одному и тому же; Тоби (род. в 1890 г.) впервые познакомился с китайской каллиграфией в середине 1920-х в Сиэтле, а потом изучал работы японских художников в монастыре Дзен в Киото. Кстати, наибольшее влияние на Брайона, несомненно, оказал Матта.