— Не знаю.

— Откуда они у вас?

— Мне принес пачку один из ваших охранников. Сказал, какой-то человек попросил его передать их мне в подарок. Не беспокойтесь, — добавил он, — ваши ребята проверили ее самым тщательным образом. Тайных сообщений там не было. Это просто подарок от неизвестного поклонника.

На сигарете между пальцев Голта был символ доллара.

Мистер Томпсон решил, что Джеймс Таггерт не способен убеждать. Но Чик Моррисон, с которым он пришел на следующий день, оказался не лучше.

— Я… я отдаюсь в вашу власть, мистер Голт, — сказал он с отчаянной улыбкой. — Вы правы. Я признаю, что вы правы, и могу лишь взывать к вашему сочувствию. В глубине души я не могу поверить, что вы — законченный эгоист, не испытывающий сочувствия к людям. — И указал на бумаги, которые положил на стол: — Вот обращение, подписанное тысячей школьников, они просят вас присоединиться к нам и спасти их. Вот обращение из приюта инвалидов. Вот петиция, подписанная священнослужителями двухсот различных вер. Вот призыв от матерей страны. Прочтите их.

— Это приказ?

— Нет! — выкрикнул мистер Томпсон. — Не приказ!

Голт не шевельнулся, не протянул руки к бумагам.

— Это обыкновенные, простые люди, мистер Голт, — сказал Чик Моррисон тоном, говорящим об их жалкой незначительности. — Они не могут сказать вам, что делать. Не могут этого знать. Лишь просят вас. Возможно, они слабые, беспомощные, слепые, невежественные. Но вы, такой умный и сильный, неужели не можете сжалиться над ними? Не можете помочь им?

— Отказавшись от своего ума и следуя их слепоте?

— Возможно, они заблуждаются, но по незнанию!

— А я, обладающий знанием, должен повиноваться им?

— Я не могу спорить, мистер Голт. Я только прошу вас о жалости. Они страдают. Я прошу вас пожалеть тех, кто страдает. Я. Мистер Голт, — спросил он, заметив, что Голт смотрит в даль за окном, и что в глазах его внезапно появилось беспощадное выражение, — в чем дело? О чем вы думаете?

— О Хэнке Риардене.

— Э… почему?

— Испытывали они какую-то жалость к Хэнку Риардену?

— О, но это другое дело. Он…

— Заткнитесь, — равнодушно произнес Голт.

— Я только…

— Заткнись! — рявкнул мистер Томпсон. — Не обращайте на него внимания, мистер Голт. Он не спал две ночи и перепуган до потери разума.

Пришедший на другой день доктор Флойд Феррис не казался испуганным, но мистер Томпсон счел, что это еще хуже. Голт не отвечал доктору Феррису и хранил молчание.

— Это вопрос моральной ответственности, который вы, очевидно, не рассмотрели, как следует, — говорил доктор Феррис слишком уж беззаботно, со слишком уж деланой принужденностью. — Вы как будто только и говорили по радио о грехах действия. Однако нужно рассмотреть и грехи бездействия. Не спасти жизнь так же безнравственно, как совершить убийство. Последствия те же самые, и поскольку о поступках нужно судить по их последствиям, моральная ответственность одна и та же… К примеру, поступило предложение, учитывая катастрофическую нехватку продуктов, издать директиву, чтобы каждый третий ребенок младше десяти лет и все взрослые старше шестидесяти были преданы смерти, чтобы обеспечить выживание остальных. Вы не хотели бы этого, так ведь? Вы можете это предотвратить. Одно ваше слово предотвратит это. Если откажетесь, и все эти люди будут казнены, это будет ваша вина и ваша моральная ответственность!

— Вы сошли с ума! — выкрикнул мистер Томпсон, оправясь от шока и подскочив. — Никто не делал такого предложения! Никто его не рассматривал! Мистер Голт, пожалуйста, не верьте ему! Он не имеет в виду этого!

— Имеет, — сказал Голт. — Прикажите этому мерзавцу посмотреть на меня, потом в зеркало, а затем спросить себя, неужели он думает, что мои моральные качества зависят от его поступков.

— Пошел вон отсюда! — крикнул мистер Томпсон, рывком подняв Ферриса на ноги. — Пошел вон! Чтоб я больше ни слова от тебя не слышал!

Он распахнул дверь и вытолкнул Ферриса навстречу удивленному охраннику.

Повернувшись к Голту, он развел руками и уронил их в обессиленной беспомощности. Лицо Голта ничего не выражало.

— Послушайте, — умоляюще сказал мистер Томпсон, — неужели нет никого, кто мог бы поговорить с вами?

— Говорить не о чем.

— Мы должны. Нам необходимо убедить вас. Хотели бы вы поговорить с кем-нибудь?

— Нет.

— Я подумал, может быть… поскольку она высказывается… высказывалась иногда… в вашем духе… может, если я пришлю мисс Дагни Таггерт сказать вам…

— Ее? Да, она высказывалась в моем духе… Она — моя единственная неудача. Я думал, она на моей стороне. Но она обманывала меня, чтобы сохранить свою железную дорогу. Она душу продаст за свою дорогу. Пришлите ее сюда, если хотите, чтобы я дал ей пощечину.

— Нет, нет, нет! Вам не нужно ее видеть, если вы так к ней относитесь. Я не хочу больше тратить время на людей, которые вас раздражают… Только… только, если не мисс Таггерт, я не знаю, кого еще выбрать… Если… если смогу найти кого-нибудь, кого согласитесь выслушать…