Весь женский персонал объединения «Юность» был влюблен в ВГК — уверенная походка, красивый разворот плеч, высокий умный лоб, незаурядный взгляд на мир и умение видеть женщину.

Я тоже поневоле стала к нему присматриваться.

Когда же появилась на студии, ВГК стал настойчиво присматриваться ко мне. Что-то во мне протестовало: он был женат, имел взрослую дочь… Но он был по-настоящему влюблен, а я была готова к любви… И мне очень хотелось уйти от прошлой жизни…

На Довженковской киностудии я сняла еще два фильма.

«Рождение танца» — фильм-концерт об ансамбле украинского танца под руководством Павла Павловича Вирского.

Работать с ним было сложно. Как семидесятилетний Вирский орал на своих балерин! «Ночью ноги поднимать умеете, а сейчас разучились!» Конечно же он был диктатор и единовластный хозяин. Его боялись, перед ним дрожали. Я тоже перед ним «виляла хвостом».

Нрав, конечно, у него был колючий и неудобный. Но ансамбль — превосходный. Прыжки танцоров — просто космические. Особенно потрясающе они смотрелись в рапиде. Танцоры парили в воздухе, и это казалось выше человеческих возможностей. Может, и парили потому, что боялись.

Павел Павлович впервые на нашей с ним картине увидел рапид. Запал на него и хотел все танцы снимать только в рапиде… Но тогда каждый танец автоматически превратился бы в сериал… Вирский сердился… Топал ногами… Но убеждению шел навстречу.

Когда картина заканчивалась, в один из таких «разгоряченных» моментов он вышел под дождь, простудился, заболел воспалением легких и умер. Картину потом растащили на концертные номера.

И была еще одна картина. По рассказам Юрия Сотника. Она называлась «Предположим, ты капитан…»

Не было человека более критически настроенного к существующей власти, чем мой ВГК. Он знал эту власть изнутри, и поэтому у него не оставалось иллюзий ни на одну копейку.

Невинный сценарий «Предположим, ты капитан…» под указующим перстом ВГК получил острую социальную направленность. По сути, это была для той поры довольно острая критика пионерской организации как прообраза всех последующих партийных возрастных организаций: высмеивалась ложная идея, что пионер всюду должен быть первым.

Шел 1976 год. Время, которое позже окрестят «годами застоя». Неудивительно, что киношное начальство приняло картину в штыки. Первым набросился Иван Григорьевич Качан — главный редактор Госкино Украины. Мне кажется, больше всего его разозлило, что в титрах было написано «дрессировщик Качан»: в картине снимался козел, а потому был и дрессировщик. Конечно, это только случайное совпадение. Но, видимо, начальство такого не прощает.

Продолжили нападки Большак и Сиволап — председатель Госкино Украины и его заместитель (тоже «нехилые» фамилии).

В результате картине дали третью категорию. Для начинающего режиссера это смерти подобно.

Я решила поискать справедливости в ЦК партии. Позвонила, попросилась на прием, приехала — но меня не пустили: я была в брюках. Попыталась закатать брюки под шубу и так проскочить в здание, но меня разоблачили. Пока я ездила переодеваться, человек — нет, не человек — инструктор, который назначил мне встречу, ушел домой.

Но на совещание по итогам киногода в Киев приехал из Москвы Виктор Петрович Демин — в роли того барина, «который всех рассудит», умный и талантливый киновед.

Я решила «подкупить» барина и явилась в гостиницу с куском медвежатины, собственноручно приготовленной. То ли эта экзотическая «взятка» возымела действие, то ли фильм Виктору Петровичу действительно понравился, но он меня поддержал.

И еще меня очень поддерживала моя съемочная группа. В отличие от круглых затылков киношных начальников лица моих сотоварищей по съемочной группе были прекрасными, открытыми и очень дружелюбными. И остались такими до конца: Эмилия Ильенко, Витя Политов, Эмма Косничук, Зинаида Алексеевна Зороховская… Костюмер… Мы все, и наши маленькие актеры в том числе, называли ее Мама Зина.