Шрифт:
– Пожалуйста, садись, Эрих, – пригласил он.
К Эриху вернулось почти забытое чувство опасности, которое он испытывал в воздухе, когда русский истребитель заходил ему в хвост. Он взял предложенную сигарету и присел, благодарно кивнув русскому офицеру, однако оставаясь настороже. Уваров откинулся на спинку кресла и пыхнул дымом.
– Ты доволен и счастлив, что Бауэра убрали?
Белокурый Рыцарь кивнул.
– Теперь ты видишь, как мы хотим, чтобы ты был с нами. Если тебе требуется еще что-то, мы постараемся сделать это.
– Вы очень добры.
– Да, мы добры с нашими злейшими врагами вроде тебя, кто уничтожил сотни наших самолетов. Именно поэтому тебя перевели на кухню, где ты можешь есть, сколько хочешь.
– Работа на кухне достаточно приятна, – согласился Эрих.
– Возможно, ты тоже сделаешь кое-что полезное для нас. Сотрудничество должно быть взаимным.
Эрих понял, что Уваров заходит ему в хвост. Он ждал, что русский откроет огонь.
– В вашей группе есть много старших офицеров, которые обвиняются в серьезных преступлениях против русского народа. Они расстреливали гражданских лиц, сжигали деревни и взрывали заводы. Мы знаем, что они тайные фашисты и ведут пропаганду. Вот список.
Эрих просмотрел список. Полковник Вольф, полковник Аккерман, полковник ван Камп, полковник фон Темпельгоф, подполковник Прагер. Майоры Ган, Эвальд, Эллерброк и другие. Большинство из них были профессиональными солдатами, которых с детства учили рыцарским законам войны. Эрих поднял взгляд на Уварова:
– И что вы хотите от меня?
Уваров проглотил приманку.
– Слушать их. Выяснить, что они делали во время войны. Какие преступления совершили – расстрелы гражданских лиц, грабежи, поджоги, – русский говорил все быстрее и быстрее. – Сообщай обо всем, что касается их прошлого, их семей. ВСЕ. Мы надеемся, что ты поможешь поставить их перед судом.
Эрих сохранил невозмутимость.
– И что произойдет, если я сделаю это для вас?
Уваров был уверен, что голубок попался.
– Ну, после того, как ты все для нас напишешь, мы отправим тебя в Германию с первым же поездом. Когда мы можем ожидать твое первое донесение, Эрих?
– Я никогда не стану писать никаких донесений, – медленно и спокойно ответил Эрих. Его голос прозвучал резким контрастом по сравнению с возбужденной речью русского.
Уваров едва не свалился с кресла.
– Что это значит «не стану писать»? – взвизгнул он.
– Это значит, что я не стану делать то, о чем вы просите. Во-первых, все они честные офицеры. Убийства гражданских лиц приведут их в такое же негодование, как и вас. По моему мнению, шпионить за такими людьми и доносить на них, то есть стать stukatca, дело слишком грязное. Я не сделаю этого ни сейчас и никогда вообще.
Уваров с трудом подавил свое бешенство. Он толкнул по столу Эриху листок бумаги. Этот документ был написан по-русски.
– Подписывай, – приказал он.
– Это документ составлен на чужом языке…
– Этот документ говорит, что во время допроса тебе не угрожали. Обычная бумажка.
– Пожалуйста, переведите эту бумажку на немецкий, и я буду рад подписать ее. В ином случае я этого не сделаю. Я могу подписать свой смертный приговор.
Лицо Уварова превратилось в свирепую маску.
– Черт бы тебя побрал, Хартманн. Я советский офицер, и я даю слово.
– Я не подпишу ничего, кроме написанного на немецком.
– Проклятый фашист! Ты будешь работать на нас, или я обещаю, что ты никогда больше не увидишь Германию!
Уваров подкрепил эти слова ударом кулака по столу.
Эрих в последний раз затянулся сигаретой и стряхнул пепел рядом с ладонью русского.
– Вы можете делать все что угодно с моей отправкой домой. Я ничем не смогу вам помешать. Но я категорически отказываюсь становиться информатором НКВД.
Лицо Уварова побагровело от ярости, на лбу набухли жилы.
– Проклятый фашист! Ты проклятый фашист, Хартманн! Твои каникулы на кухне закончились. Слышишь! Больше не будет легкой работы и полного брюха. Ты будешь работать на строительстве дорог. Ты заплатишь за свое упрямство!
– И это все?
– Конечно, нет! Ты оскорбил меня, советского офицера. И за это ты получишь 10 дней карцера. 10 дней, ты слышишь? Уведите его!
Когда часовые начали подталкивать его к двери стволами винтовок, Эрих внутренне порадовался собственному самообладанию. Он подавил желание броситься на Уварова и задушить его. Каким-то образом он сумел остаться спокойным, и его воля одержала верх над волей Уварова. За такие победы не давали медалей и каких-либо других наград. За это он получил карцер.