Когда я попал в этот лагерь, то никого здесь не знал, со мной был только Граф. Однако он скоро переметнулся к «Антифа» и стал постоянно давить на меня. Я оказался полным профаном в этом отношении и в первые месяцы позволил им запутать себя. Однако потом я раскусил их игру и предпочел идти своей дорогой, превратившись в «фашиста».

Слава богу, сейчас мои соотечественники от меня отстали. Информаторы сдали меня НКВД, и среди ночи я внезапно оказался перед судом. Меня обвинили в том, что я архифашист, саботажник и организатор движения сопротивления. Здесь используют методы средневековой инквизиции, однако у меня не сумели вырвать нужных им ответов. Я смог опровергнуть все обвинения, и сами русские признали, что меня захотели подставить мои же соотечественники. НКВД наказал информаторов. После этого меня оставили в относительном покое.

Граф отправился в Москву, и там продолжилось его падение. В первый год мы все были вынуждены работать, даже старшие офицеры. Работа здесь – это самый худший из мыслимых типов рабства. Я думаю, это хуже, чем в Древнем Риме. Ты можешь представить себе 6 или 8 образованных людей, впряженных вместо лошади в телегу? Дороги здесь прокладывают только лопатами, а лес рубят ручными топорами. И на всех работах нужно выполнить определенную норму, иначе немедленно сокращается продовольственный паек.

В конце 1945 года внезапно пришел приказ освободить старших офицеров от работ, если они только добровольно не пожелают трудиться. Так как я чувствовал, что не рожден, чтобы работать на русских, то немедленно прекратил работу. В ход пошли угрозы, уговоры и приманки.

Я не надеюсь, что меня освободят до конца 1948 года, и то лишь если Запад предпримет какое-то давление и не начнется новая война. Новая война нам кажется настоящим кошмаром. Мы рассчитываем попасть домой только с помощью Запада.

Почта – это единственное, чего мы здесь ждем. НКВД здесь показывает, на что он способен – 25 слов в месяц. Увеличение с 10 слов в месяц – это уже огромный прогресс в их глазах. Здесь абсолютно все отражает их образ мышления. Тонкий слой примитивных удобств в нищей и грязной стране – вот их идеал свободной и счастливой жизни. Можно написать целую книгу об их врожденной глупости, сочетающейся с комплексом неполноценности.

Теперь ты можешь себе представить, в каких условиях я живу. Я могу только надеяться, что все это скоро закончится и мы снова увидим друг друга и обнимемся. А до того мне остается лишь солдатская поговорка: «Выстоять и победить!» Без борьбы не будет успехов, и за все нужно платить. Ничто нам не дается даром.

Мы снова встретимся и обнимемся, вместе мы будем счастливы. Мысленно обнимаю тебя.

Твой Эрих

».

Однако прошло еще 8 лет убеждений и давления, прежде чем тяжелая ноша была снята с усталых плеч Эриха Хартманна.

Глава 15 Убеждение и давление

Только тот, кто сам прошел через советские тюрьмы, может правильно судить о них.

Майор Хартманн Грассер, советский пленник 1945–1949

– Ты грязная фашистская собака! Разве ты не знаешь, что находишься полностью в нашей власти? Здесь, в России, мы можем сделать с тобой все, что пожелаем, – ВСЕ. Никто не узнает, что случилось с тобой, Хартманн.

Офицер НКВД приблизил свое желтоватое лицо к лицу Эриха:

– Что ты скажешь, если мы принесем тебе – прямо сюда, на подносе – голову твоей жены и твоего ребенка?

Эрих почувствовал, как кровь отхлынула от лица. Офицер НКВД продолжал давить на свою беспомощную жертву:

– Ты знаешь, что мы можем отправить наших оперативников из Восточной Германии прямо в Штутгарт и убить твою жену прямо в Германии? Вспомни, как мы проучили Троцкого. А генерала Миллера в Париже? Мы можем достать кого угодно где угодно по всему миру.

Эта угроза русского офицера нанесла Эриху страшный удар. Во мраке одиночных карцеров он всегда думал только об одном. У него оставался единственный якорь в океане мрака, готового поглотить тело и душу, – Уш. Яркие воспоминания о встречах с ней в доме ее родителей в Цуффенгаузене или в собственном доме Хартманнов в Вейле были его прибежищем и спасением.

Пока Уш находится дома в безопасности, Эрих сумеет выдержать все атаки НКВД. Но сейчас страх парализовал его. Они грозили уничтожить главный источник его силы. Однако он сумел взять себя в руки и холодно посмотреть на офицера НКВД.

– Вы можете делать все, что хотите. Сила ваша. Я это знаю. Но я не буду работать против своей страны и своих товарищей по заключению.

Эрих твердо уставился прямо в глаза русскому. Через минуту тот не выдержал. Потом офицер НКВД ударил кулаком по ладони: