Снова запел сигнальный рожок, и привычные к команде солдаты быстро собрались возле своего поручика.

Наверху грохотал бой. Нижний Дады-Юрт догорал в пламени и дыму. Огонь перекинулся на сады, и пламя поползло по ветвям, с треском руша вековые, так любовно выращенные поколениями фруктовые деревья.

От мечетской площади, размахивая руками, бежал солдат. Завидя офицера, он крикнул на ходу:

— Вперед! Его высокоблагородие приказали всем лезервам немедля идти в атаку!

В боевой башне, высившейся над нижним Дады-Юртом, заперлось человек тридцать жителей аула. Заставив тяжестями дверь, они тремя группами расположились в башне, стреляя по перебегавшим площадь егерям. На нижней части башни было семеро чеченцев, на второй площадке, у бойниц и глазков, стреляя по русским, лежало еще человек пятнадцать стрелков. На верху башни сидело девять стрелков. Старый, полуслепой мулла, сидя на соломе у станы, безучастно глядел на стрелявших людей. По стене щелкали пули русских.

В башне было темно, дымные фитили слабо озаряли ее. В углу лежали чуреки, круги бараньего сыра, бурдюк с водой, кувшин и половина вяленого барана. У другой стены стояли ружья и пороховницы с порохом и пулями. Несколько женщин с суровыми, угрюмыми лицами молча заряжали ружья, передавая их мужчинам.

Взятая под косой обстрел площадь курилась от пуль. Несколько солдат пали мертвыми, не пробежав и десяти шагов. Засевшие в башне чеченцы поражали площадь, не давая укрывавшимся за саклями егерям продвинуться дальше. И вся масса пехоты и казаков, только что покончившая с нижним Дады-Юртом, сгрудилась за плетнями, не имея возможности вырваться к верхнему Дады-Юрту, где бились куринские роты.

— Заходи с флангу, в обхват, в обхват бери!

— Ей-й, казачки, с реки, снизу обходите, оттель ничего-о не выйдет, забьют вас гололобые! — кричали егеря казакам, показавшимся слева. И сейчас же несколько пуль, рикошетируя, с визгом расплющилось о камни рядом с казаками.

— К реке подавайтесь, там легче пройти! — сложив рупором ладони, кричал рыжеусый фельдфебель.

Солдаты беспорядочно стреляли по башне. Подходившие резервы вносили еще больше суматохи и беспорядка. Толчея и шум росли.

— Крепка башня, кирпич да камень, разве пулями их возьмешь? — сказал егерский капитан.

— Сюда бы, вашбродь, орудие, — поддержал его фельдфебель.

Дым от горевшего аула поднимался к небу. В верхнем Дады-Юрте грохотали залпы, рвались гранаты.

— Дюже бьются, — сказал кто-то, но тут гул голосов заглушил его слова.

— Орудие, орудие привезли!!

Черноусый штабс-капитан, установив орудие, сощурился и крикнул:

— Ог-гонь!

Брызнуло пламя, полыхнул дым, и девятифунтовое ядро с визгом ударилось о середину башни. Осколки кирпича, щебень, пыль разлетелись в стороны. На месте, куда ударило ядро, белело свежее пятно со обитыми ломаными краями. Черная, закоптелая башня, изъеденная временем, во мху и паутине, по-прежнему высилась над площадью. Из ее бойниц летели пули и сизоватые струйки порохового дыма.

— Ог-гонь! — перенося прицел выше, снова крикнул капитан, и новое ядро с воем ударилось и отскочило от стены. Опять посыпался щебень и взвилась пыль.

Капитан направил орудие на дверь башни.

— Огонь! — и сейчас же после выстрела снова скомандовал: — Огонь!!!

Еще два ядра с воем ударились о низкую входную дверь. Выбитые переломанные доски разлетелись по сторонам. Новый удар сотряс ее, и она, искрошенная в щепы, обнажила вход в подпиравшее ее сзади камни и мешки.

— Знатно!! Вот это добре! Держись теперь, чечены, — загудели солдаты.

— Гранату! — коротко приказал штабс-капитан.

— Ог-гонь!

Внутри брызнуло пламя, рванулся серый удушливый дым лопнувшей гранаты.

— Еще три гранаты! Бегло! Ог-гонь! — крикнул офицер.

В нижней части башни рвались гранаты. Из ее разбитого входа валил густой дым.

— Урра! — охваченный восторгом, как бы уже торжествуя победу, закричал какой-то солдат.

И вся масса, без команды, по этому случайному выкрику вдруг кинулась вперед, крича «ура».

Егеря, казаки, куринцы, мешая артиллеристам стрелять, не обращая внимания на пули, перебегали площадь и окружали башню.