Пороховой дымок поплыл над его пистолетом.

Голицын лежал на траве. Возле него суетились лекари.

Небольсин, опустив пистолет дулом книзу, смотрел поверх деревьев на облачка, на бирюзовое небо и даже не заметил, как к нему подошел Киприевский.

— Тебе эполетом оцарапало щеку, — разглядывая подсыхающую царапину, сказал он, не зная, что говорить. — О чем думаешь, Сандро?

— Кавказ вспомнил. Чудесный, дорогой мне край… с его небом и людьми…

— Вот мы, вероятно, и увидим его вскоре, — многозначительно кивая в сторону людей, переносивших Голицына к коляске, сказал Соковнин.

Один из докторов, с засученными по локоть руками, окровавленными пальцами перевязывал лежавшего без сознания князя. Другой, разрезав ножницами лакированный сапог, стаскивал его с ноги Голицына.

— Господа, вы можете ехать. Вас же, господин корнет, прошу остаться, составить вместе со мною акт дуэли, подписать его и поехать к коменданту с рапортом о поединке, — сказал Голенищев.

— Вы поезжайте, а я останусь с господами офицерами для составления протокола дуэли, — отдавая честь, сказал Соковнин.

Небольсин даже и не глянул в сторону людей, склонившихся над Голицыным.

— Александр Николаич, а Александр Николаич, — робко спросил с козел Сеня, когда экипаж выехал на дорогу, — почему вы стреляли не в лоб, а в ногу?

И Киприевский, которого тоже занимал этот вопрос, повернулся к Небольсину:

— Да, почему?

— Это было бы самым легким для него. Пусть всю жизнь ходит калекой, пусть нога, которую потеряет Голицын, напоминает ему о загубленной им женщине, — холодно сказал Небольсин.

Все замолчали и уже до самого въезда в город не проронили ни слова.

Около двенадцати часов дня Небольсин, приняв ванну и обтерев лицо и поцарапанную щеку лавандовой водой, вышел на веранду.

— Однако кавказский герой встает, как петербургский жуир и картежник, — с укоризной покачала головой Ольга Сергеевна, показывая на часики, висевшие у нее на груди.

— Долго читал… — придвигая к себе сыр и масло, ответил Небольсин.

— Опять Вальтер Скотт? — поинтересовался генерал.

— Он и Пушкин, — отхлебывая кофе, сказал Небольсин.

— А мне утром, рано-рано, показалось, что не то ты куда-то уезжал, не то за тобой приходил кто-то? — удивилась Надин.

— Показалось! Это со сна.

— А царапина у тебя тоже со сна? — внимательно разглядывая Небольсина, спросила Ольга Сергеевна.

— Должно быть, так, — невпопад согласился Небольсин. — Вероятно, во сне повернулся неловко.

— Ой, Санчик, ты и врать-то не умеешь. Я спросила дворовых, и Кузьма сказал, что за тобой рано утром заезжали твои озорные друзья.

— Заезжали. У меня дуэль была, — видя, что сестры кое-что знают, и понимая, что через час-другой они все равно узнают обо всем, не стал скрывать Небольсин.

— Ду-эль? — протянула Ольга Сергеевна.

— А!.. — подняв брови, восхищенным шепотом сказала Надин. — Как романтично! Из-за женщины?

— Вовсе нет. Из-за различия точек зрения на генерала Ермолова, — отодвигая чашку, возразил Небольсин.

— Вот как! А с кем? — осведомился молчавший все это время Модест Антонович.

— С гвардии полковником князем Голицыным.

— Это которым? Что женат на Долгоруковой?

— Не знаю, на ком женат. Извините, дорогие кузины, но ко мне, кажется, идут, — вглядываясь через деревья и решетку сада в сходивших с экипажа людей, сказал он.

— Ты убил его, Санчик? — с восторгом спросила Надин. Ее романтической натуре, воспитанной на французских мемуарах времен Людовиков, на романах Вальтера Скотта, дуэль казалась обязательным атрибутом каждого военного.

— Ранил в ногу, — ответил Небольсин и пошел навстречу шедшим к ним людям.

Это были его секунданты и доктор Кокорев.

— Князя отвезли в военный гошпиталь, что возле Лавры. Рана тяжелая, ногу отрежут сегодня ж, — глядя куда-то в сторону, доложил лекарь, вздохнул и, видимо, думая о последствиях дуэли, как-то просительно закончил: — При дознании о случившейся картели прошу вас особо отметить, что я дважды отказывался присутствовать на таковой, но… — он опять вздохнул, — но господа офицеры, — кивнул в сторону Соковнина и Киприевского, — потребовали моего присутствия.