Шрифт:
Ермолов хитро улыбнулся.
— А молчал!
— А зачем же было спрашивать, Алексей Петрович?
Ермолов не обратил внимания на его слова.
— А откуда было знать Воейкову? «Почему да отчего?» Он и знать ничего не знал, а знал бы, как человек отменной чести и благородства, не сказал бы.
Он опять прошелся по комнате.
— Знали только двое… Вельяминов, мой тезка, да Муравьев Николай, тот, что храбро с турками воевал, а теперь отчислен Паскевичем с Кавказа. Оба мужи чести, римляне времен цезарей…
Небольсин посмотрел на Ермолова: «И ты из этих римлян…»
— Ну и что говорили солдаты и офицеры? Как объясняли задержку в приведении их к присяге? — возвращаясь к словам Небольсина, спросил Ермолов.
— По-разному, Алексей Петрович, — уклончиво ответил Небольсин, — но в общем думают, что вы не смогли объявить приказ по войскам из-за разбросанности частей по Грузии, Кавказу, границе, из-за отдаленности гарнизонов, плохих дорог.
— Дипломат! — улыбнулся Ермолов. — Ведь ты, Саша, повторяешь мои слова и слова Дибича государю: «отдаленность войск», «плохие дороги», «тревожная обстановка границы»… — Он засмеялся. — Но это не успокоило царя. Он не поверил ни мне, ни Дибичу, ни Муравьеву, которого письмом об этом запросил Чернышев.
Ермолов сел возле Небольсина.
— Когда-нибудь узнаешь правду, а если и не ты, то другие, кто будет позже тебя. Во всяком случае, Россия не осудит меня за это… — И, меняя тему разговора, спросил: — Ты когда едешь дальше?
— Вечером, в восемь.
— Тогда попрощаемся, Саша! Бог даст — увидимся еще, а нет — его святая воля.
Оба встали. Ермолов трижды поцеловал Небольсина.
— Спасибо, что не забыл. Если хочешь сделать добро старику, пиши письма, а увидишь кого из добрых наших товарищей и кунаков — от меня поклон. — Он низко поклонился. — Будешь в Тифлисе, навести Саньку, обними за меня старого солдата и… — тут у него дрогнул голос, — езжай с богом да помни старое суворовское правило: «От службы не отказывайся, на службу не напрашивайся».
Ермолов отвернулся и быстро вышел из столовой. Небольсин, взяв подаренную ему саблю, тихо покинул дом Алексея Петровича и медленно побрел на Арбат.
Взволнованный прощанием с генералом, он и не заметил, как дошел до трактира Тестова.
Вечером на казенных перекладных Небольсин по подорожному листу вместе с Сеней выехал из Москвы.
Глава 7
В начале января 1830 года, после нескольких удачных нападений на русские посты и заставы, Гази-Магомед вместе со своими мюридами исчезли неизвестно куда.
Лазутчики и русские приставы, наблюдавшие за движением мюридов, доносили в Грозную и Темир-Хан-Шуру, что горцы разошлись по домам. В Тифлис и Петербург полетели успокоительные донесения. Занятым персидскими и турецкими делами царю, военному министру Чернышеву, а тем более графу Паскевичу такие сообщения, были особенно лестны. Умиротворение Кавказа вновь приписали мудрому руководству Паскевича, сумевшего торговыми мероприятиями покорить Чечню и Дагестан. Но это приятное самообольщение длилось недолго.
Гази-Магомед и на этот раз перехитрил царских генералов. Он отлично понимал, что оставлять в своем тылу большую провинцию, которой управляла преданная царю ханша Паху-Бике, нельзя. Авария, ставшая оплотом всех врагов мюридизма, словно глубокая заноза в теле, тревожила Гази-Магомеда. В резиденцию ханши, аул Хунзах, стекались недовольные новым учением люди: ученые алимы, влиятельные шейхи, муллы и все те, кому Гази-Магомед объявил непримиримую войну.
Русские довольно часто навещали ханшу Паху-Бике, посылали ей оружие, мануфактуру, деньги.
Аслан-хан казикумухский неожиданно для всех обнаружил местопребывание имама и приближенных к нему людей.
«Они собрались в Гимрах, туда стекаются представители разных обществ, от кумыков до чеченцев. Не доверяйте миру, не доверяйте тишине! На 28 января лжеимам созывает большой джамаат [32] в Гимрах. Туда приехали сотни разных людей, даже из моего ханства там присутствуют богоотступники, бежавшие от моего гнева. Не верьте лисице, когда она ходит возле курятника».
32
Совет, совещание.
Свое письмо полковнику Мищенко правитель Кази-Кумуха Аслан-хан заканчивал такими словами:
«Ни я, ни таркинский шамхал Абу-Муслим, ни ханша Аварии Паху-Бике не можем спокойно спать. Беда грозит всем, если русские войска не помешают джамаату нечестивых в Гимрах».
Полковник Мищенко направил это донесение генералу Панкратьеву, командовавшему левым, дагестанским флангом русской армии. Панкратьев, не доверяя письму, отослал его в Грозную, а оттуда — в Тифлис.
Русские не очень верили сообщениям перепуганных правителей племен, народностей и округов Дагестана. К тому же, по сведениям, поступившим от лазутчиков и мирных горцев, Гази-Магомед в одно и то же время находился в Чечне и в Салатавии, на Кумыкской равнине и возле Грозной. Словом, донесения были путаны, недостоверны и только сбивали с толку штабных офицеров дистанций, расположенных на Гребенской и Дагестанской линиях.