Тогда Виктор разложил все «подарки», что прислал ему маньяк.

Сначала пролистал Беляева. Вчитываться не стал, помнил еще со школьной программы. Прачетт и Коллинз остались не тронутыми. Потом посмотрел присланные фильмы. Стрелки часов давно перевалили за полночь. Виктор лег на кровать, погасил свет и закрыл глаза. Заснул он мгновенно.

Темнота. Вокруг разносилось эхо падающих на пол капель. Снаружи натужно завывал бродяга-ветер. По телу побежали мурашки, и Виктор поспешил щелкнуть зажигалкой. Он снова в полумраке шел по ангару, скользя в багровых потоках крови. Тяжелое и прерывистое дыхание образовывало в промерзшем воздухе клубы пара.

Теперь к смертельным «украшениям», свисающим с потолка, добавились отрубленные ноги. По полу плясали вычурные тени. Снова раскатами грома зазвучал чей-то истерический смех.

На этот раз Воронцов двигался уверенней, в полный рост, отстраняя от себя отсеченные конечности и не обращая внимания на капающую сверху кровь.

Раскачивающиеся головы смотрели на него вываливающимися глазами, улыбались смертельным оскалом и пытались укусить его, клацая зубами. К горлу подкатила тошнота, но капитан сдержал рвотный позыв.

— Иди ко мне! — прозвучал шепот, заставивший Воронцова остановиться. — Иди ко мне!

Голос слышался с конца ангара. В прошлый раз именно там висела странная картина. Между частями тела просматривалась ее позолоченная рама. Виктор приблизился к холсту и всмотрелся в рисунок: на полотне застыл неизвестный человек, вот только лица не видно, оно скрыто капюшоном. Но что самое удивительное, картина жила! Вырывающиеся изнее порывы ветра развивали полы плаща нарисованного незнакомца и билив лицо следователя.

— Кто ты?! — спросил Воронцов.

Но ответа не последовало.

Солнечный диск лениво поднимался из-за леса, создавая своеобразную ауру вокруг шапок деревьев. Первые лучи заиграли на покрытой сусальным золотом черепице, пробудив петухов. Птицы, которые должны вставать с зарей, давно отвыкли от этого, тем более, что вчера им в кормушку вылили целых пять бутылок вина. Нет, никакого праздника не было, просто Государь заказывал к ужину Бургундское 1898 года, а ему привезли вино урожая 1899, которое Сюзерен терпеть не мог. Он испытывал от него легкую изжогу.

Хозяин коттеджа, стилизованного под шотландский замок, пять этажей которого высились над землей, а еще семь уходили вниз, вышел на крыльцо в трусах цвета имперского флага и протер глаза.

— Хороша страна Русландия! Разве можно все это купить за деньги?! Эге-ге-гей!

Эхо разлетелось по округе, заставив напрячься невидимых дозорных, что сидели под каждым кустом и, подняв в воздух стаю тетеревов. Император вскинул воображаемое ружье и дал залп. И справа и слева ввысь ударили великолепные фонтаны в тысячи струй.

Сюзерен прошел по дорожке, выложенной мраморной плиткой, вдоль которой стояли высеченные из обсидиана скульптуры богов Древней Греции и разгуливали павлины, и остановился у кристально чистого озера, по которому плавали белые и черные лебеди с подрезанными крыльями. На дне не вооруженном глазом различались морские звезды и редкого вида моллюск— голубой дракон.

По водной глади пошли круги, и на поверхности появились два боевых пловца, увешанные оружием с ног до головы.

— Все чисто, Ваше Августейшее Величество, — отрапортовали они.

Государь одобрительно кивнул, скинул шлепанцы и нырнул рыбкой.

На противоположном берегу весело плескалась сборная Русландии по синхронному плаванию, изображая русалок. Девушки выпрыгивали из воды на добрые два метра, потрясая бюстом, летели вниз и ударяли по поверхности озера бутафорскими хвостами, поднимая тучу брызг. Можно биться об заклад, что это выступление на следующей олимпиаде будет лучшим.

Продемонстрировав свое умение плавать всеми стилями, и даже по-собачьи, Император вышел на берег и растерся махровым полотенцем, что подала ему длинноногая и пышногрудая красотка из подоспевшей прислуги, которая состояла из представительниц сборной команды по спортивной гимнастике. Другая девушка держала в руках поднос, на котором стояла рюмка водки и тарталетка с черной икрой. Сюзерен употребил спиртное, закусил, хлопнул обеих девиц по филейной части и направился в дом, стараясь не потерять шлепанцы, что норовили соскочить с влажных ступней.