А в центре этого грандиозного скопища серых зданий, стоя особняком посреди небольшого лоскута зеленого пространства, возвышалась Белая башня. Высотой она уступала многим из окружающих строений, но резко выделялась среди них чистой, ослепительной белизной. Под залитым солнцем небосводом она искрилась, словно сама излучала свет. В отличие от башен–прямоугольников она была круглой, с вершиной чуть уже основания. Точно изящный перст, указующий в небеса.

Найл оглянулся на мать и брата; у тех на лицах читалось, судя по всему, то же самое выражение. Странное это было мгновение. Вот уже несколько дней они шли, зная, что в конечном итоге прибудут именно сюда. И вместе с тем город пауков казался чем–то бесконечно далеким, мифическим. Они и страха перед ним не испытывали, настолько иллюзорным он им представлялся. А вот теперь нежданно–негаданно он перед ними наяву — и ощущение такое, будто они пробудились от дремы. Город смотрелся гораздо более достоверно и устрашающе, чем в воображении Найла; нечистого цвета башни чем–то напоминали изъеденные кариесом зубы черепа. Не будь даже этих огромных раскидистых тенет, он все равно бы смотрелся отталкивающе и зловеще. Вместе с тем Белая башня в зеленом своем обрамлении словно высказывала своим видом надменное равнодушие к неприглядной окружающей панораме. Любопытно, от ее вида в Найле будто засветилась ответная искорка чистой, незамутненной радости. То же самое, он догадывался, ощущают Вайг и Сайрис. Удивительно, но башня казалась ему странным образом знакомой, будто он не раз видел ее во сне.

Гужевые мужики, переведя дух, начали спускаться к городу. Хотя дорога здесь была круче, чем путь наверх, тем не менее могла считаться сравнительно сносной. У повозки имелись тормоза, которые можно было пускать в ход, не бросая оглобель, — так что ход ее успешно сдерживался. Убедившись, что Массиг движется сравнительно легко, Найл постепенно успокоился и стал с большим вниманием присматриваться к окружающей местности. Что удивляло, так это красота пейзажа. Вдали, очевидно, шел дождь: космы мохнатых туч нависали над холмами, трава и кусты влажно поблескивали. На полпути вниз по склону дорога углублялась в лес и все более погружалась в тень. Да, растительность здесь совершенно не походила на скудную, чахленькую поросль пустыни. Стволы некоторых деревьев достигали трех метров в обхвате, кроны образовывали над дорогой тенистую зеленую арку. Иные деревья всходили так высоко, что через неразбериху сучьев не различалось снизу и небо. Трава меж стволов была сочно–зеленая, напоминая скорее вьющиеся водоросли задумчиво текущего ручья. Когда проезжали меж двух высоких травянистых холмов, Найл изловчился отщипнуть и сжевать несколько травинок. Сладковатые, сочные, вкус вполне соответствует панораме бескрайних лесов.

Неожиданно лес кончился, и в глаза снова брызнул свет — предвечерний, — и темно–серый город открылся впереди. Переход был таким внезапным, что казалось, действие происходит во сне, то ли лес, то ли город — на самом деле не существует, а видится только в воображении. Поля по обе стороны дороги имели заметно ухоженный вид, на них трудились люди. Затем дорога, все такая же гладкая, как мрамор, стала виться вдоль берега реки с глубокой темной водой. Одолев полмили, они пересекли мост с железными, изъеденными ржавчиной опорами. Под мостом висела паутина, метров тридцать в поперечнике; в темном углу каменной кладки, изукрашенном разводами ржавчины, Найл уловил блеск антрацитовых глаз, пристально следящих за ними.

И вот они уже в паучьем городе. По обе стороны тянулись в ряд неимоверно высокие башни. Приходилось запрокидывать голову, чтобы различить вверху полоску синего вечернего неба. Многие здания наполовину уже разрушились. Сквозь зияющие проемы окон видны были голые комнаты с давшими крен стенами. Во многих местах вровень с улицей — в основном там, где вдоль дороги имелись проржавевшие ограждения, — начинались ступени, ведущие вниз, в невидимые снаружи помещения. Там, судя по всему, и обитали люди. Уже от одного многолюдства захватывало дух. Впечатление такое, будто люди спешили одновременно во всех направлениях, как муравьи под каменистым покровом пустыни. В основном это были мужчины, все как один рослые, сильные, мускулистые. Иногда, впрочем, встречались и женщины различного возраста. Большинство носили туники, скрывающие грудь, но оставляющие открытыми руки; некоторые, заметил Найл, носили платья с длинными рукавами. Одна рослая, с обнаженным бюстом женщина, перешедшая улицу перед самой повозкой, так походила на Одину, что Найл изумленно всмотрелся туда, где в своей повозке ехали трое предводительниц — а те катили в доброй четверти мили впереди.

Вечер постепенно сгущался, заполняющие небо здания застилали свет. По мере того как на улицах темнело, людей становилось все меньше. Когда повозка наконец остановилась, улицы почти совсем обезлюдели. Гужевые, положив оглобли на землю, помогли пассажирам сойти. Из темноты возникла Одина, положила ладонь Найлу на плечо.

— Они покажут вам, где спать. Будете жить у колесничих.

— Спасибо, — откликнулся Найл (а что еще можно сказать?).

— Благодари не меня. Скажи спасибо Кролу.

— Что еще за Крол?

— Хозяин, которого ты спас.

— А, тот паук…

— Тсс! — Одина прикрыла Найлу рот ладонью и озабоченно огляделась. — Никогда не произноси этого слова. Они здесь хозяева. Если кто–нибудь из них приближается, спеши поклониться, выкажи почтение. Иначе быстро окажешься в счастливом крае…

— Крае?..

— Слишком много вопросов. Любопытство мышь сгубило.

Она повернулась к одному из гужевых.

— Тебя как кличут?

— Дарол.

— Ты теперь отвечаешь за них, Дарол. Их жизнь — твоя жизнь, понял? — Мужчина всем видом выразил покорную почтительность. — Распоряжения получишь утром. — Ухватив Найла за ухо, мощная женщина дружески его потрепала (аж слезы навернулись на глаза). — Спокойной ночи, дикаренок.

— Благодарю.

Грудастая баба скрылась в темноте.

Дарол был тем самым, кого Найл похлопал по плечу, предлагая облепить его усилия. Гужевой заметил, что служительница относится к пареньку вроде как с расположением, потому и сам стал держаться более приязненно.

— Ступайте за мной, все трое. Осторожнее на ступеньках, чтоб не разбить физиономию, — сломаны, как и все тут.

Найла взял за руку Массиг:

— Я пособлю.

По ступенькам спустились в какой–то темный полуподвал. Кто–то широко раскрыл дверь, немилосердно при этом скрипнувшую. В нос ударил запах паленого масла; вместе они вошли в большое, тускло освещенное помещение. В нем, похоже, находились одни мужчины. Они во множестве лежали либо сидели на низких скамьях. Увидев Сайрис, многие повскакали навытяжку, а один сделал попытку опуститься на одно колено.