Шрифт:
— И что он про Альберта рассказывал?
— Да ничего. Как зовут, только и сказал.
— А куда потом Альберт делся?
— Не знаю… Уехал куда-то…
— Сам?
— Нет. С Эдиком они куда-то уезжали… Эдика долго не было. Потом он вернулся. Сам вернулся…
— Как долго его не было?
— Ну, не знаю, может, неделю…
— Вы говорите, Эдик приехал, а Альберт во дворе был. А на чем Эдик приехал?
— Ну, на машине. Джип у него был.
— Сам приехал или у него водитель был?
— Нет, водитель потом появился.
— Юра его звали, да?
— Не знаю, сынок. Чего не знаю, того не знаю. Он в доме не жил, Семка с ним не общался, а я подавно.
— А кто в доме жил? Ну, с Эдиком кто жил?
— Никто. Никого больше не было. Ну, водитель этот иногда у него ночевал, хотя и не жил.
— А этот водитель Альберта знал?
— Нет. Он потом уже появился…
— А Альберт больше не появлялся? Может, вы его потом видели?
— Нет, как уехал тогда, так и все…
— Понятно. А вы не слышали, чтобы Альберт с Эдиком ругался?
— Э-э… Ну, было такое…
— Когда?
— Ну, перед тем, как Альберт уехал… Слышу крик, подхожу к окну, смотрю, Альберт к калитке бежит. Бежит, рукой машет. Одной рукой, значит, машет, а в другой у него сумка Эдик его догнал, за сумку схватил, на себя потащил. И Альберт за ним. Альберт его по плечу ударил, но Эдик его в ответ бить не стал…
— Увел в дом?
— Увел.
— А потом они уехали?
— Уехали.
— Эдик потом один вернулся… Ясно, Глафира Сергеевна, мне все ясно… А Семка ваш когда отравился?
— Ну, говорю же, на прошлой неделе. Послезавтра девять дней будет… Да, вот, воевал парень, в атаки ходил, а умер отводки…
— А с кем он выпивал? Что за компания у него?
— Да не было у него компании. Он обычно сам выпивал… Ну, иногда по праздникам друзья старые приходили… Только он их не очень жаловал.
— Почему?
— Потому что семьи у них, дети, а он бобылем жил. Жена ушла, детей своих не было… Он людей сторонился. Стеснялся, что безноги, что жизнь не удалась. Ну, и выпивал…
— И тогда один был?
— Да нет, Арина видела, что приходил к нему кто-то…
— Кто?
— Да парень какой-то. Высокий такой, здоровый. И вид совсем не забулдыжный.
Я не сразу отправился к Арине Петровне: какое-то время продолжал рубить дрова, чтобы выразить Глафире свою благодарность за бесценную информацию.
Арина Петровна была женщиной в возрасте, одной ногой стоящая на пороге старости. Движения у нее быстрые, энергичные — чувствовалось крепкое здоровье. Только вот взгляд усталый, невеселый. С мужем беда, нечему радоваться.
Про Ремезова она ничего не знала и про Альберта ничего не могла рассказать. Зато дала мне подробное словесное описание человека, который заходил к Семену перед его смертью. В этом парне я узнал «быка» из стада Феди Струкова. Хотя, конечно, я мог не так понять Арину Петровну.
Глава четырнадцатая
Серебристый «Лексус» на большой скорости мчался по дороге, колесами поднимая фонтаны брызг. Дождь недавно прошел, дорога мокрая, выбоины наполнены водой.
Мы только собирались выехать на дорогу, которая могла довести нас к Настиному дому, а она уже пролетела мимо. Но неожиданностью это для нас не стало. Я видел сигнал от ее машины на экране ноутбука, поэтому притормозил, чтобы не встретиться с ней на перекрестке. Она знала, как выглядит мой автобус, а быть обнаруженным в мои планы не входило.
Зато она сама, кажется, не хотела теряться.
Не думал я, что наш маячок под крылом ее машины работает до сих пор. Ведь Настя знала, что мы следили за ней, могла догадаться, каким образом это происходило. Службой безопасности руководил ее жених, она могла поделиться своими соображениями с Игорем, а тот не дурак, и техника у него современная, судя по радиомаячку, который был вживлен в мой автобус. Он запросто мог обезвредить мою закладку, но нет, маячок продолжает работать.
Возможно, это какой-то хитрый ход со стороны Насти и ее жениха. Если так, то меня снова заманивают в ловушку. В это верилось с трудом, но после того, что уже произошло, я не мог исключать такой вариант. И нас в ловушку Игорь сумел =
заманить, и Семена ликвидировал, и бедную старушку едва на тот свет не отправил. Но ведь мы живы, и Глафира Сергеевна тоже здравствует, — значит, не все у Игоря получается. Значит, не всесильный он. К тому же мы вырвали у него жало — как минимум одно и, как хотелось надеяться, единственное.