— Узнать что? — спросил бывший советник князя Шаббаза.

— Меня поражает ваша нелюбознательность. Неужели вам совсем не хочется выяснить, как выглядит ваша таинственная подопечная?

— Будем надеяться, что она выглядит на десять тысяч долларов, — ответил Тороп.

Подопечная находилась прямо перед ним и, во многих отношениях, превосходила заявленную сумму. Она спокойно разглядывала незнакомца с высоты своих метра семидесяти сантиметров. Тороп не увидел в ее глазах страха, только осадок от давно завершившегося, но бурного выражения чувств. Зато он увидел в них смущение, немного любопытства и странное волнение, о причине которого ему догадаться не удалось.

Тороп шагнул ближе и постарался разыграть Джона Форда. [37] Он решительно протянул девушке руку, которую она неловко пожала.

— Меня зовут Торп. Александр Лоуренс Торп. Я буду отвечать за ваше сопровождение.

Полковник заранее сообщил ему целую кучу определенных фраз и слов, которые обычно используют при знакомстве. Тороп вел беседу по-французски, девушка также свободно говорила на этом языке.

Она слабо улыбнулась:

— Меня зовут Мари Зорн. Думаю, вам это уже и так известно.

Затем, не дожидаясь ответа, Мари провела визитеров в маленькую гостиную с тремя облезлыми креслами шестидесятых годов, обитыми оранжевым скаем. [38] Кресла стояли вокруг низкого столика из меламинового пластика.

Романенко и Тороп уселись, отказались от предложения выпить по чашечке кофе, но согласились на стакан воды. Полковник открыл чемоданчик, вытащил оттуда большой коричневый конверт, тщательно закрыл чемоданчик и поставил его на пол. Когда полковник протягивал конверт Мари, упругая нить из полимера, обладающего способностью сохранять приданную ей ранее форму, размягчилась и развернулась вокруг его руки, напоминая полупрозрачного удава.

— Здесь все документы для удостоверения вашей личности. Я хочу сказать, ваших личностей. Первая — Мари Зорн, гражданка Швейцарии, — нужна, чтобы въехать в страну, а вторая — Марион Руссель, из Квебека, — чтобы выехать из нее, как вы и пожелали.

— Я просто хотела получить имя, близкое к моему подлинному, и девичью фамилию матери. Эта идея Горского, как вам известно.

Романенко ничего не ответил. Еле заметным жестом он передал слово Торопу.

Тот выпалил один из тезисов, которые полковник терпеливо втолковывал ему в машине, по дороге в гостиницу.

— Вы ни в коем случае не должны пользоваться вторым удостоверением личности до вашего отъезда из Канады, иначе этот документ окажется засвеченным.

— Ясно, — кивнула Мари Зорн.

— То же самое относится к двум кредитным карточкам: каждая из них должна использоваться только вместе с соответствующим паспортом. «Америкэн Экспресс» — для Мари Зорн, «Виза» — для Марион Руссель. Проследите, чтобы наборы документов не смешивались; смотрите не перепутайте их. ПИН-коды написаны на двух разных листках. Выучите их, а затем сожгите.

— У меня отличная память на числа. Проблем не будет.

— Далее, несколько простых правил. Во-первых, делайте то, что я говорю. Все, что я говорю. И ничего из того, чего я не говорил. Во-вторых, проследите за тем, чтобы вы ничем не выделялись из толпы. Ничто не должно привлекать к вам внимание. В-третьих, вы сядете на свое кресло в самолете, проглотите снотворное и проснетесь только в Монреале. Там будут машина, квартира и никаких собак.

— Где?

Тороп сдержал улыбку, чтобы его самодовольство не слишком бросалось в глаза.

— Я нашел кое-что на плато Мон-Ройал.

Мари прищелкнула языком:

— Ого! Неплохой выбор. Вы хорошо знаете город?

Тороп поморщился:

— Жил там когда-то… тысячу лет назад.

Романенко зашевелился в своем углу. Очевидно, они зря теряли время. «В нем нет ничего человеческого, — подумал Тороп. — И ни малейшего представления о правилах приличия».

Они покинули Мари Зорн уже после полудня. Полковник отвез Торопа в посольство. Он был не из тех, кто станет часами сидеть в ресторане, поэтому они наспех пообедали в кафе в большом здании дипмиссии. После обеда Романенко поспешно вскочил из-за стола и посмотрел на часы:

— У меня дела. Ровно в два часа будьте у себя в комнате. Урьянев зайдет за вами.

— Чингизские горы? — спросил Тороп, откинувшись на спинку стула.

— Так точно. Встретимся… — он снова посмотрел на часы, — ровно через час.

И исчез, как цифра, написанная мелом на школьной доске, после легкого движения губкой.

На обратном пути в Алма-Ату Тороп спал как младенец. Романенко разбудил его, когда машина въезжала на стоянку, расположенную на территории посольства: