Как на свете все перемешано! Будто кто тасует времена, обычаи, народы, судьбы, то сближая, то разводя их.

Франция. Руан. Конец мая, 1431 год, то есть все те же пять столетий назад. На площади Старого Рынка не протолкнуться, сущее столпотворение, и дальше, и кругом от людей черно. Они торчат в окнах и облепляют крыши. Смотрят. Разве мыслимо пропустить?! Жгут не кого-нибудь — саму Орлеанскую Деву, Жанну д’Арк.

«На высоких кострах горели». Высокие — не метафора. Костер на рыночной площади виден со всех сторон. Врытый в землю огромный столб на треть завален дровами, так что к нему надо добираться по лестнице. И там на верхотуре, на юру, под сотнями любопытных глаз цепью прихвачена к столбу ведьма — девятнадцатилетняя девочка, освободившая Францию.

Правда, она и есть настоящая ведьма. Нормальному человеку не придет в голову, что он — спаситель отечества. А если б по ошибке пришло, выпугало б насмерть и только. Не люблю я что-то нормальных людей. К несчастью, почти все мы, нынешние, «унизительно нормальны» и, как следствие, равнодушны ко всему, кроме себя. Угробили великую страну, нашу, не чью-нибудь, а мы: «Может, так и надо. Империя ж!» Расстреляли Верховный Совет: «Делов-та!» Заварили в Чечне смертоубийственную и никчемную войну: «Слава богу, там не мои дети». Как нам не хватает такой «ненормальной», не укладывающейся в свое время Жанны!

«Она и ее время противоположны друг другу, как день и ночь. Она была правдива, когда ложь не сходила у людей с языка; она была честна, когда понятие о честности было утрачено; она держала свое слово, когда этого не ожидали ни от кого; она посвятила свой великий ум великим помыслам и великим целям, в то время когда другие великие умы растрачивали себя на создание изящных безделиц или на удовлетворение мелкого честолюбия; она была скромна и деликатна среди всеобщего бесстыдства и грубости; она была полна сострадания, когда вокруг царила величайшая жестокость; она была стойкой там, где стойкость была неизвестна, и дорожила честью, когда честь была позабыта; она была непоколебима в своей вере, как скала, когда люди ни во что не верили и над всем глумились; она была верна, когда вокруг царило предательство; она соблюдала достоинство в эпоху низкого раболепства; она была беззаветно мужественна, когда ее соотечественники утратили мужество и надежду; она была незапятнанно чиста душой и телом…»

Так о ней и ее времени скажет Марк Твен. Ну, с временем у нас все в порядке, близкое тому. А вот Жанны д’Арк, при крайней надобности в ней, почему-то нет. Что ж мы вдруг так обедняли? Мужество и верность, честь, бескорыстие, непродажность — где они? Исчезающая редкость сегодня. Ну почему так? «Эхо прошедшей войны»? Пожалуй. Двадцать миллионов потерь даже для такой громадины, как наша страна, запредельно. А погибают первым делом лучшие. Те, кто не жалеет себя, кто не станет примазываться на тихие местечки. Канут в вечность, «ни приметы, ни следа».

Одним из них был московский школьник Лева Федотов. Но он-то как раз свои девятнадцать прожил не бесследно. Погибнув под Тулой в 43-м, для друзей и одноклассников Лева казался живым и десять, и тридцать, и сорок лет спустя. Он поразил их воображение навсегда. У Юрия Трифонова из книжки в книжку переходит один, вроде бы совсем ненужный персонаж. Его зовут то Антон Овчинников, то Леня Крастынь, но это, конечно, всё Лева Федотов, голоногий, серьезный, «со скулами, как у Будды», живущий в известном всей Москве «доме на набережной», там, где кинотеатр «Ударник». И чувства, вызванные им, одни и те же: гордость, ревность, зависть, недоумение. Трифонов постоянно возвращался к нему, однако нигде не обмолвился, что Лева Федотов — явление из ряда величайших загадок мира.

Можно не верить в ведьм, ясновиденье, предсказания. Мол, пустая болтовня! Но как отмахнуться вот от этих неровных строчек дневника, мальчишеским почерком плотно сбитых друг к другу:

И если б только одни эти строчки! В довоенной тетради фабрики «Светоч» изложен ход всей Великой Отечественной. Изложен абсолютно точно от начала до конца.

И еще, и еще: о падении Одессы, что произойдет позднее, чем захват Киева, о фронте от Ледовитого океана до Черного моря, детально прописанный весь гитлеровский план «Барбаросса», разгром немцев под Москвой, война с Японией, даже покушение на Гитлера — все здесь. Штурм Берлина и, наконец, словно вбивая последний гвоздь, Лева пишет: «В результате, конечно же, победит Советский Союз и фашистская Германия будет разгромлена».

Левин дневник ошеломляет невозможностью самого его существования — этого не может быть! Каким образом семнадцатилетний школьник делал свои выводы? Из чего? У него нет почти никакой информации, нет знаний. Да и те здесь не помогли бы. Огромное количество военных высокообразованных специалистов в штабах Германии и Союза не сумели даже примерно спрогнозировать будущую войну. А Лева сумел. Необъяснимо!