Шрифт:
Баскак ответил не сразу.
— Но… Тинибек-хан сейчас не в Сарай-Берке… Он все еще в Хорезме.
— Знаю. Серебро тоже под грамотку Кадан передаст хранителю казны. Я не хочу, чтобы меня мои недруги — князи обвинили в задержке выплаты царского выхода. Ты ведь знаешь, они постоянно пытаются оболгать меня в этом, чтобы лишить ханского ярлыка и милости!
Саид понял все! Если он говорил «нет» — царский выход задерживал он, что грозило не только отставкой: русским князьям за это сносили голову. Если ж он говорил «да», он благословлял переправку русского серебра в руки Джанибека. А за этим могло последовать…
Симеон не торопил. Он внимательно наблюдал за игрой мышц на лице татарина, продолжая оглаживать бороду. Наконец нарушил затянувшуюся паузу:
— Не ошибись в своем решении, Саид-хан! Я свое уже принял. Я бы хотел видеть тебя в Москве еще долгие годы!
«Все понятно! Эта русская лиса хочет видеть на троне Джанибека и Тайдулу! А почему бы и нет? Получись по его — в этом будет и часть моей заслуги! Значит, будет и новая милость великого хана. Не выйдет ничего — могу сказать, что серебро шло Тинибеку, а русские шакалы пытались обокрасть уже провозглашенного хана! Решено!»
— Пиши свою грамоту, князь, я поставлю на ней мою печать. Я согласен!
Не дожидаясь слов об окончании встречи, баскак тяжело поднялся, подчеркивая свою независимость от воли московского князя, и тяжело зашагал к выходу. Симеон проводил его взглядом и повернулся к Федору:
— Проводи нойона до Андрея Кобылы. Пусть тот сделает все, что надо.
И неожиданно задорно подмигнул растерявшемуся Андрею.
Глава 11
Долгий переход из Москвы подходил к концу. Степь перекатывалась волнами трав, обильно покрывших ее от Итиля до горизонта. Великая река манила к себе во время полуденного зноя, обещая прохладу и отдых мокрым от пота воинам. Но длинная вереница людей и коней неустанно продвигалась вперед, ведомая волей Андрея. Лишь двухчасовые остановки в тени, когда солнце стояло в зените, и короткие ночевки, достаточные для кормежки коней и сна нукеров. Когда не встречались кочевники, у которых можно было разжиться бараниной, резали одну из заводных лошадей. Некоторые татары начинали глухо ворчать, но одно лишь появление властного Камиля приводило сотню в порядок. Всем была обещана награда по прибытии в Сарай, и это заставляло напрягать последние силы измученных людей.
До Ордынской столицы оставалось десятка два поприщ [12] , когда встречь колонне вынырнул десяток конных. Зоркий глаз Камиля сразу узнал некоторых из них.
— Это воины Хызр-бека, — произнес он. — Наверное, простой дозор.
Нукеры поравнялись с головой сотни и остановили свежих, танцующих коней. Десятник оценивающе пробежался взором по усталым людям, покрытым пылью лошадям и многочисленным вьюкам. Гортанно поприветствовал Кадана, слегка наклонив голову.
12
Поприще — старорусская мера длины, равная примерно 1,5 км.
— Откуда едете? — вопросил он.
— Какое право имеешь ты, десятник, задавать мне дерзкие вопросы? На них я бы еще ответил Хызр-беку, а не тебе!
— Повелением Исы-Гургена, да продлятся его дни, нам велено досматривать все караваны, прибывающие в Сарай со стороны русского улуса! Вам придется тоже показать свои тороки!
«Что-то случилось за время нашего отсутствия! — подумал Андрей. — Неужто московский баскак нас опередил и подал весть? Либо Хызра прознал, что старший брат пытается скопить серебро? В любом случае этих надо завернуть и любой ценой пробиться к хану. Любой ценой!»
— Пошел прочь! — со свистом выхватил он саблю из ножен. — Я подчиняюсь только одному хозяину — Джанибек-хану.
Вслед за своим тысячным оружие обнажили многие нукеры. Но сшибка не состоялась, дозор мгновенно развернул коней и полетел назад.
— Их нужно догнать и убить, Камиль! Они не должны въехать в город раньше нас!
Сотник с сожалением посмотрел на Андрея.
— Их кони сегодня ели ячмень и спали в табуне. Они резвы, как джейраны. Наши не выдержат даже короткой скачки. Мы не сможем их перенять, Кадан!
— Тогда вперед! Что есть сил, вперед, к переправе!
Но когда сотня достигла причала парома, тот уже подплывал к другому берегу, еле видимый в густых сумерках. На правом не осталось ничего, даже утлого челнока. Андрей соскочил на землю и обессиленно присел. Было ясно, что люди Хызры сообщат вскоре о непокорных хану и беглербеку, и утром все будет кончено! На замученных лошадях не уйти далеко в степь, против переправленных сюда сотен боя не выдержать.
Конец!
Камиль, ставший за все эти трудные дни близким товарищем, присел рядом. Участливо положил ладонь на колено Андрея.
— Тебе надо этой ночью быть в шатре Джанибек-хана, — негромко произнес он. — Все должно быть решено этой ночью! Они не сунутся до утра, я знаю Ису-Гургена. Он не воин, он не позволит будить себя до первого крика петуха.
— Ты предлагаешь переплыть Итиль без лодки?
— Да! Сейчас он гораздо уже, чем в начале лета. Возьмешь самых жирных лошадей, они осилят.
— А серебро? Если они переправятся раньше?
Камиль хитро улыбнулся:
— Ты стал совсем глупый после того удара, Кадан! Серебро тяжелое, оно ведь не уплывет! Топим его в затоне неподалеку, так, чтобы не наследить. При тебе еще делаем это. Потом берешь Айбека и Торгула, плавитесь ниже Гадючьей балки, там есть длинный перекат. Я же уйду с остальными в степь, как только замечу, что Хызра готовится переправлять свои сотни. А если первым на берегу будешь ты с нашими джигитами — дай знать огнем! Как, согласен?