На третий день, в часы, что сочинители фортепьянных романсов торжественно именуют сумерками, а госпожа де Севинье попросту зовет «порой меж волком и собакой», [172] в часы, когда природа мрачнеет и укрывается от глаз, словно знатная красавица, опускающая вуаль и становящаяся загадкой для жадных взглядов, в часы, когда меркнут краски, а контуры становятся отчетливее, как причудливые тени на лазоревом штофе обоев, Авигея брела по крутой каменистой тропе, окаймленной, впрочем, даже скорее заросшей лиственницами, опустив голову, как те бедные путники, что к наступлению темноты добираются до предместья и потухшими глазами как утешенья ищут успокоительную вывеску «Постоялый двор». Пот струился с ее лица; она тяжело дышала и, натыкаясь ногой на булыжник, тихо стонала. Тропинка круто поднималась на вершину скалы и огибала ее. Будь путница не так утомлена и не так погружена в свои мысли, она заметила бы на этой вершине неподвижно распластавшуюся темную фигуру, похожую на сломанную мачту затонувшего корабля, а еще больше – на друидический пельван армориканских дюн старой Галлии. [173] Авигея была уже в каких-нибудь трехстах шагах от таинственного существа, когда внезапно все озарилось яркой вспышкой света, за которой последовал выстрел, – раскаты его еще долго отдавались в долинах; в отчаянии она вскрикнула и ничком упала наземь. Тотчас же с быстротою гончей, кидающейся на подстрелянную охотником дичь, черный призрак сбежал вниз по тропинке, устремился прямо к Авигее; при виде ее он в замешательстве отступил, обронив лишь одно слово: «Женщина!». Бия себя в грудь, став на колени, он приподнял ее и уложил на траву. Призраком этим был высоченный негр; в руках он держал длинный карабин, какие бывают у бедуинов, на поясе у него висела большая сабля и охотничий нож.

– Что с вами, женщина, вы ранены? – повторял он, пытаясь смягчить свой грубый голос.

Но Авигея онемела от боли: пуля вошла в голень. Негр приподнял ей юбку и, прильнув губами к ране, стал отсасывать бившую ключом кровь. Какой-нибудь путешественник, если бы ему привелось стать очевидцем этого странного зрелища, без сомнения, подумал бы, что это вампир насыщается женской кровью. Затем он полил водки из своей фляги на листья, приложил эту примочку на рану, а остатками жидкости потер ей виски. Вскоре Авигея открыла глаза и стала осматриваться.

– Не бойтесь, женщина, около вас друг.

– Но это вы меня подстрелили, – ответила она, приподнимаясь и прислоняясь к дереву.

– Не гневайтесь, женщина! У Джека столько врагов, что ему не следует никого подпускать близко к своему убежищу. Я не разглядел, было темно, мне показалось, что я стреляю в мужчину. Простите меня, я ненавижу мужчин, потому что они трусливы и свирепы, и чем свирепей, тем трусливей. Утешьтесь, рана не опасна.

– Вас зовут Трехпалый Джек?… О! Слава богу! Наконец-то я вас нашла, ведь я вас искала.

– А зачем?

– Я Авигея, вы такую не припомните?

– Нет.

– Вы позабыли женщину, что вы спасли два года назад от пикарунов, они увозили ее с собой?

– Так это вы!

– Джек, за вашу голову назначена награда.

– Я это знаю.

– Я вам обязана жизнью, и если я пришла сюда, в эти горы, чтобы вас найти, то для того, чтобы уплатить свой долг. Будьте осторожны, Куошер придет на днях выследить вас и убить, он хочет получить награду.

– Убить меня… – равнодушно повторил Джек.

– Смотрите, не попадайтесь ему, но и не убивайте его, прошу вас!

– Благодарю тебя, женщина, забудь то зло, которое я нечаянно тебе причинил.

– Мне ли еще прощать? Разве я вам не обязана жизнью? Вы только распорядились своей собственностью.

– Чего ты теперь хочешь, женщина? Что мне с тобой делать? Хочешь, отдохни у меня в убежище?

– Вот уже три дня, как я ушла из дома моего господина, он, должно быть, очень беспокоится; если бы не рана…

– О, если дело только за этим, – подхватил Джек, – на вот, возьми себе это на память обо мне и всегда носи на себе, и у тебя будет сила.

Это был заговорный мешочек оби. Осторожно приподняв Авигею, негр взвалил ее на свои крепкие плечи, спустился по тропе и исчез в ветвях акажу. [174]

День начинал брезжить, а между тем все в окрестностях Сент-Энн было объято сном, когда перед жилищем появился Трехпалый Джек с Авигеею на плечах. Он нес ее с такой же легкостью, как девушка несет к источнику кувшин. Приблизившись к хижине, он опустил ее у входа.

– Прощай, Авигея!

– Прощайте, Джек, поберегитесь!

Обимен с силой толкнул дверь ножом и убежал с быстротой оленя.

Хацармавеф Авраам Уэстмэкот вышел не один; наткнувшись на распростертую негритянку, которая была вся в крови, он вскрикнул от ужаса.

– Успокойтесь, не надо пугаться, господин, это ваша служанка Авигея!

– Авигея!

– Да!.. Беглые негры сначала ранили меня и утащили в горы, а потом подбросили к вашей двери.

Прежде чем перейти к дальнейшему повествованию, коль скоро я уже заговорил об оби, обименах и заговорных мешочках оби, не мешает растолковать вам, европейцам, что же такое оби.

Что касается людей ученых, полагающих, что они все это знают, или тех, кто прочел то, что об этом говорится у доктора Мозли, им просто-напросто следует пропустить эту педантическую и по-академически скучную главу.