Шрифт:
Как ударить в нос и убить – это я знал. А вот как пустить кровь и оставить живым?.. Тут надо быть осторожным как никогда.
Я разбил нос супротивнику, когда стукнул его зверя сапогом, и беззубый нагнулся.
Поединок закончился быстро. Не все успели к его началу.
Когда я возвращался к раненой, кипан вспомнил, что хотел наполнить флягу, и пошел вместе со мной. Пока мы шли среди поалов и тюков, кипан молчал. Только недалеко от Столбов он тихо покашлял, не открывая рта. Старший всегда так делал, когда собирался говорить. Но он все шел и молчал. И тогда я спросил:
– Крант, ты мне хотел что-то сказать?
– Да, Нип. Я вижу, ты любишь заводить врагов.
Странные слова сказал кипан – я не ожидал таких от него.
– Мне надо было проиграть?
– Нип, тебе так не хотелось извиняться?
– Крант, ты думаешь, купцу хватило бы извинения?
Я хотел, чтобы кипан повернулся ко мне, но он шел и смотрел вперед.
– Нип, ты знаешь, как зовут купца?
– Нет.
– Рапилуто.
– Что это?
– Черная змея. Она тоньше пальца, но от ее яда нет противоядия.
Кипан ушел к Сломанному Столбу. В сторону навеса, под которым лежала Читающая, даже не посмотрел.
Я поднял край полога и присел возле раненой. Повязка у нее на лбу опять была сухой. Когда я намочил повязку и умыл Читающую, она вдруг открыла глаза. Желтые, как Санут. Я дал ей воды, и она стала пить, глядя на меня. Совсем не так, как смотрел купец. Я не знал, о чем с ней говорить. Она вернула мне флягу и начала первая:
– Это ты лечил мою голову?
Глупо прятаться в тени, когда ты пропах жареным мясом.
– Да, тиангия. И качиру с тебя снимал тоже я.
Глаза у Читающей стали опасными. Она провела рукой по груди. Нащупала повязку.
– Одежду с меня тоже ты снимал?
– Да.
– Кто еще тебе помогал?
– Никто. Я сам.
Читающая молчала и смотрела. Как тогда, когда я только встретил караван.
– Если я обидел тебя, то… извини.
Она молчала. Совет кипана не помог.
– Тиангия, если тебе этого мало, то… я приму твое наказание. …Блин, хорошо, когда много врагов. Если кто-то достал – всеостальные обломались. Пустячок, а приятно.
– Накажу. Потом.
И Читающая улыбнулась. Глазами улыбнулась. И губами. Не показывая зубов. Так все тианги улыбаются. Зубы они показывают только врагу.
После обеда караван ушел от Трех Столбов.
Я видел смерть Беззубого и радовался ей.
Когда я проснулся, то сразу же услышал его голос. У Беззубого громкий голос. А еще охранник хотел, чтобы я слышал его. Он сидел у костра и рассказывал, как ему хочется запустить своего зверя в мою нору. Когда я подошел к костру, Беззубый замолчал. Я набрал асты и сел завтракать. Те, кто уже поели, отошли от костра совсем недалеко. Они не стали уходить, надеясь увидеть то, что я сделаю с наглецом. Или что он сделает со мной. Но охранник купца молчал. Я тоже ел молча. Если бы Беззубый и дальше болтал, я бы ответил ему. Кулаком или сапогом. Чтобы не отвлекал меня от еды своими глупыми мечтами. Но он мечтал, когда меня не было рядом. А за мечту не бьют. Даже если я услышал ее и она мне не понравилась.
…Блин, абыдно-то как!
Другие охранники смотрели на нас и посмеивались. Мы оба были чужими для них. Когда дерутся два поала, лучше не становиться между ними, но посмотреть на драку – желающие всегда найдутся.
Только кипан разговаривал со мной как с равным. Остальные же говорили, когда нельзя было промолчать, и молчали, если можно было не говорить. Молодой охранник, что так и не поменял себе имя, держался от меня подальше. А вот молодой слуга старался быть ближе ко мне на привалах. Вечером он укладывался спать под боком у моего поала. Купец притворялся, что ему все едино. А я не забывал следить за Черной Змеей. Говорят, что даже вода, которую пьет черная змея, становится ядовитой.
..Ага. Поцелует тебя в спину
И откусит половину.
Демон все еще со мной. Он смеется и показывает мне то, что не истина. Уже вторую ночь я вижу во сне смерть Беззубого, а утром – его живого.
Читающая тоже не умерла. Она не повела караван в горы, а направила нас к старой дороге, что проходит под горами. Ее построили еще древние. Она начинается от самой большой трещины Пыльной Земли и заканчивается в озере, за горами. В том озере нет воды – только туман. Он дрожит и светится ночью.
Отец рассказывал о дороге Ролусу, а он поведал мне. Он много говорил: об отце, о братьях, о редких и ценных камнях, сквозь которые видно солнце, а еще о том, что услышал от песнопевцев. Я его только слушал. Или нет, но ему это было все равно. Его тянуло на воспоминания, когда мы укладывались возле поала, но еще не спали, зато днем он молчал.
С Читающей я больше не разговаривал. Даже не подошел к ней ни разу. Когда караван идет, то она находится впереди и одна. На привале она тоже держится отдельно от всех. Только кипан может подойти, поговорить с проводником. Но недолго. И опять она остается одна. Даже если я прохожу мимо, она не смотрит в мою сторону. Это в пути ей надо смотреть по сторонам и вперед, а на привале проводник отдыхает.