— Обязательно приходи ко мне в гости. Обязательно, брат мой, приехавший из Японии! — сказал ему Назым Хикмет.

И Нобу, с трудом сдерживая волнение, ответил в тон ему:

— Обязательно приду, мой Назым!

Обещание свое Нобу выполнил лишь через полгода — все не решался по разным причинам беспокоить известного поэта, чьи стихи он по-прежнему читал в советских газетах.

И вот наконец в телефонной трубке раздался глухой гортанный голос:

— A-а, брат мой! Почему ты не появляешься у меня в доме? Сказал, что скоро придешь. Я жду тебя!

Нобу тут же позвонил мне и попросил поехать к Назыму Хикмету вместе с ним.

Дверь нам открыл молодой человек. Из глубины квартиры донесся знакомый голос:

— Добро пожаловать, брат! Заждался!

Хозяин дома, в джинсах и легкой летней рубашке, радостно обнял своего «японского брата». И поцеловал его в щеку. Ошеломленный встречей, Нобу с трудом дотянулся до щеки Назыма.

Нобу представил меня Назыму Хикмету как переводчика «поэзии Хиросимы» и знатока творчества Огума Хидэо. В рукопожатии Назыма ощущалась сила, и я невольно забыл, что передо мной автор «Разговора с Лидией Иванной», человек, не так давно перенесший инфаркт, пролежавший четыре месяца на спине. Бодрость, жизнерадостность Назыма Хикмета, его простота в обращении заставили нас забыть о несоответствии нашего с ним возраста и положения. Незаметно пришла раскованность.

— Да ты не стесняйся, не стесняйся, — с дружеской фамильярностью подбадривал радушный хозяин младшего «японского брата».

— Ведь и я азиат. В этом есть свои плюсы и минусы… Наша восточная стеснительность часто мешает нам жить.

Он обнял Нобу за плечо, и мы направились в дальнюю комнату.

— И в моей Турции, и в твоей Японии — одно и то же, — продолжал Назым, — все мы всегда рады гостям, даже чересчур. За это я и советских людей люблю. Правда, приходится отрывать время от работы. Но теряешь одно — находишь другое… Очень рад тебе, брат мой, очень люблю японцев.

На журнальном столике, за который пригласил нас сесть хозяин, желтели бананы — целая груда в прозрачной стеклянной вазе.

— Ешьте бананы, прошу! — сказал Назым, и я машинально вслед за ним потянулся к вазе.

Поэт живо интересовался новостями о Японии, о ее культуре. Он очень любил японскую живопись и говорил, что в Турции прочел много французских книг о японском искусстве. Как-то ему попалась книжка о дружбе между турками и японцами. В ней описывался исторический факт: во время тайфуна турецкое судно потерпело крушение у берегов Японии, экипаж был спасен самоотверженными японцами.

— С тех пор я и полюбил японцев! — закончил свой рассказ Назым.

Поэт увлеченно говорил о новом своем произведении — книге «Романтика». Я спросил, что он думает об извечной проблеме соотношения формы и содержания.

— Форма — это восемьдесят процентов успеха, — ответил Назым Хикмет. — Думаю, каждый писатель так считает, но не каждому форма удается. Я не знаю, как воспримут «Романтику» читатели. Это — необычное произведение. В нем как бы несколько слоев, соединенных искусственно по воле автора. Сталкиваются герои разных эпох, разных стран. Боюсь, форма романа вызовет придирки критиков, но я пишу так, как мыслю и чувствую.

— К чему должен прежде всего стремиться поэт?

— К тому, чтобы быть современным.

Назым Хикмет развил свою мысль, но, пожалуй, еще лучше, образнее он сказал о том же несколько месяцев спустя в музее Маяковского: «По-моему, один из критериев современности поэзии связан с тем, можно ли ее хорошо и просто перевести. Если она, потерявшая свой внешний блеск, обнаженная, лишенная национального звучания, переведенная на другой язык, все же доходит до вас, значит, она современна… Быть современным надо не только по форме, но и по содержанию…»

Когда речь зашла о Хиросиме и я сказал, что готовлю сборник современной японской поэзии — «Песни Хиросимы», Назым Хикмет горячо поддержал идею создания такой книги и даже сказал, что с удовольствием напишет к ней предисловие, что для такого благородного дела, как борьба за спасение мирных Хиросим на Земле, у него всегда найдется время.

Мы расстались с поэтом, а позже, как было условлено, я привез ему рукопись моих переводов.

— Звоните! — сказал он мне на прощание. — Скоро сделаю.

Но замысел Назыма Хикмета не осуществился. Время шло, мешали болезнь, занятость. Буквально за день до трагического часа он сказал, что все в порядке, что он должен быть по делам в издательстве и «непременно принесет рукопись, которую закончит сегодня». На следующий день я позвонил в «Художественную литературу» моему редактору Геннадию Борисовичу Ярославцеву — насчет предисловия.

— Как, разве ты еще не знаешь?! — воскликнул он в замешательстве. — Назым Хикмет вчера умер…