В тот же день майор Любимова и капитан Данилов вошли на территорию тщательно охраняемой частной психиатрической клиники «Дубрава». Миновав все кордоны, они проследовали прямо к кабинету главврача.

Постучались, услышали «да» и вошли в кабинет.

– Здравствуйте! – поприветствовала Маша человека в белом халате, сидевшего за столом. – Я из полиции. Майор Любимова. Мария Александровна. А это – мой коллега, капитан Данилов.

Стас коротко кивнул в знак приветствия.

Врач, худощавый, долговязый тип лет пятидесяти, оторвал взгляд от бумаг, разложенных на столе, и взглянул на Машу и Стаса. У него были обвисшие усы и жидкая бородка, но взгляд серых глаз отличался необыкновенной твердостью и остротой.

– Игорь Константинович Соломатин, – представился он. – Проходите, пожалуйста!

Маша и Стас сели в предложенные кресла.

– Чем обязан? – спросил главврач.

– Мы хотели бы расспросить вас об одном пациенте, – сказала Маша.

– Пожалуйста. Как его имя?

– Роман Родионович Вольский.

По лицу Соломатина пронеслась тень.

– Э-э… Что конкретно вас интересует? – уточнил он.

– Все, – сказала Маша. – Просто расскажите мне о нем, а если мне что-то будет непонятно – я задам вопросы.

– Что ж, хорошо… – Главврач откинулся на спинку стула и сложил руки на груди. – Начнем с того, что он на принудительном лечении…

– Да, я в курсе. Он отбывает у вас срок за убийство жены и маленьких дочек.

– Для меня он прежде всего больной человек, а не преступник, – сказал Соломатин.

– Само собой, – усмехнулась Маша. – Продолжайте.

– Да вы и сами все знаете. Двадцать с лишним лет назад Вольский сжег свой дом вместе с находившимися внутри женой и дочками-близняшками. Сам он выжил, хотя получил сильные ожоги. Потом было расследование и суд. Его признали невменяемым и направили на лечение. С тех пор он у нас.

– И как?

– Что как?

– Он выздоравливает?

– Пока видимых улучшений нет.

– Напомните мне, пожалуйста, его диагноз.

– Пожалуйста. Параноидальная шизофрения, отягощенная комплексом вины.

– Ясно. Игорь Константинович, я хочу с ним поговорить.

И вновь по худому, заросшему усами и бородой, лицу Соломатина пробежала тень.

– Я не уверен, что это будет разумно, – твердо произнес он.

– И все же я вынуждена настаивать, – сказала на это Маша не менее твердым тоном. – Я расследую убийство человека и уверена, что показания Вольского помогут мне раскрыть это дело.

– Сегодня у него был приступ. Он все еще находится под действием седативных препаратов. Не знаю, сможет ли он с вами говорить.

– Сделайте ему укол. Такой, от которого он придет в себя.

Тут лицо главврача вытянулось от изумления.

– Вы… просите о невозможном, – выговорил он.

– Я снова вынуждена настаивать.

Он нахмурился и отчеканил:

– Не думаю, что у вас есть такие полномочия.

Маша и Стас переглянулись.

– Два года назад ваше имя упоминалось в связи с делом о краже наркотиков, – небрежным тоном проговорил Данилов. – Тогда вам удалось отвертеться. Но у меня есть показания одного наркодилера, которые помогут возобновить дело и уличить всех, кто в нем был замешан, – включая медицинский персонал вашей клиники.

Соломатин долго смотрел на Данилова, потом перевел взгляд на Машу и сипло проговорил:

– Вы не понимаете. Если я сделаю ему укол, приступ может повториться. В еще более тяжелой форме.

– Придется рискнуть, – сказала Маша.

– Что ж… Вся ответственность будет лежать на вас.

– Мы не боимся ответственности, – объявил Стас.

Спустя полчаса они сидели на белых стульях в комнате «пациента номер один». Он сидел напротив, на таком же белом стуле, но крепко затянутый в смирительную рубашку.

Маша снова взяла инициативу в свои руки, предоставив Стасу и доктору Соломатину молча наблюдать за беседой. Соломатин смотрел на нее хмурым взглядом. Стас весело болтал закинутой на ногу ногой, словно сидел не в палате умалишенного, а в гостиной дружеского дома.

Пациент Вольский, седовласый, крепкий старик, разглядывал Машу мутноватым взором. Прежде всего он оценил ее золотисто-карие глаза, эффектно контрастировавшие с белокурыми волосами. Затем перешел к черному кардигану и белой полупрозрачной блузке.

Маша, в свою очередь, осмотрела комнату, остановила взгляд на столике с шахматной доской и спросил:

– Любите играть в шахматы?

– Иногда, – сипло проговорил старик.

– А где же срубленные фигуры?

Он не ответил. Но Маша и сама увидела: срубленные фигуры валялись в мусорной корзине, стоявшей рядом со столиком.

– Вы как будто распрощались с ними навсегда, – сказала она. И добавила почти без всякой связи: – Знаете, в одном провинциальном городке убийца оставлял на месте преступления шахматные фигуры [4] .