Здесь и наступил черёд Ямерта; Отец Дружин, похоже, сам писать об этом не стал, рассказывал кому-то (скорее всего, гному, судя по рунам) — но потом не поленился записанное отобрать или же сделать копию — и добавил к собственному труду. Я не спрашивал и не собираюсь спрашивать, зачем он это сделал или кто трудился над тем или иным отрывком. Всё, что бог Один хотел мне сказать, он уже сказал, вручив книгу. Дальше всё зависело от меня.

Здесь Старый Хрофт вновь говорит о себе «я».)

…Эйнхерии и великаны Сурта опрокинули армию Семерых, но последних это совершенно не взволновало, похоже. Они двигались на нас, неспешно и даже торжественно, не сомневаясь ни в себе, ни в исходе. Асы поднимались, растерянные, оглушённые, многие — лишившиеся оружия. Бесплотное воинство Хель сцепилось с вражьими призраками, ходячие мертвецы валом валили дальше, где кипело сражение, а мы — мы остались наедине с Семерыми. Впрочем, нет, я говорю так по привычке, зачеркни — их, конечно, было не семеро, гораздо больше. Мы разглядели тогда почти три десятка — мужи и жёны, в равном числе. Но лишь семеро из них высились над Боргильдовым полем сотканными из света исполинами, семеро наиглавнейших.

Они скользили нам навстречу, в молчании, никуда не торопясь — а Хель вместе с Нарви склонились над бездыханным Локи. И — знал я — сюда уже вскачь мчалась Сигюн, жена его.

— Слово моё исполнено, отец, — услыхал я великаншу.

Не знаю, что ей ответил Локи, просто смотрел во все глаза на собственную дочь — и более ничего.

Она склонилась совсем низко к нему, что-то прошептала. Огромная, жуткая, она сама казалась сейчас мертвецом. Тело её словно гнило заживо, однако Нарви, опустившийся рядом, казалось, не замечал ничего особенного. Змей свивал вокруг них кольца, и я подумал, уж не второе ли чадо Локи, Йормунганд, сейчас перед нами; для полного сбора семейства не хватало лишь волка Ферниса.

Вот они, Семеро, совсем рядом. Недрогнувшие, ничего не боящиеся. Ничто для этих созданий все потери, все смерти бьющихся за них.

А там, сзади, кто-то властно двинул начертанные руны — ну конечно, Лаувейя! Семь царств, семь рун, семь врагов — всё сошлось.

Сейчас или никогда.

И мы пошли на них. Просто пошли. Надо было убить или погибнуть. Или и убить, и погибнуть. Я соглашался на всё. Если останется хоть кто-то из асов… да и хотя бы тот ребёнок, что понесла Лаувейя… будет жить и Асгард. А мы можем и уйти, как должны были уйти после Рагнаради.

Вот он, названный Ямертом, идёт неспешно, спокойным шагом. На нём свободная белая туника, доспехов нет, зато в руках — длинный меч. Словно высеченное из камня лицо недвижно, лишь глаза горят сплошным белым огнём, его видно издалека.

Четверо его братьев и две сестры — или кто они друг другу? — шагают рядом. Вскинуты мечи с причудливыми гардами, каких никогда не знали мы в Асгарде. Мы не украшали оружие сверх необходимого, а вообще хватало и рун, вкованных в клинки.

— Ты! — вдруг гремит Ямерт и указывает на меня. — Ты хотел поединка? Ты его получишь! Но пощады не жди! Ни ты, ни все они, кого ты привёл сюда!

(Комментарий Хедина: кому же всё-таки, кому мог Отец Дружин рассказывать всё это?!)

— Мне даже меча не понадобится! — презрение не скрыть. Ямерт с силой вгоняет клинок острием в землю. И — идёт дальше, широко разведя безоружные руки.

Закон чести велит мне также отбросить Гунгнир. Но — не могу. За бесчестье пусть судят меня асы и асинньи, но — после победы, не раньше.

Слейпнир помчался прямо на Ямерта, острие копья вновь чертило руны… а существо с глазами из одного лишь света просто стояло, замерев, и ждало меня. Безоружные руки широко разведены, словно он собирался кого-то обнять.

Я не метнул Гунгнир. Не смог. И ещё — я спешился.

Ямерт улыбнулся. Жутко это выглядело — растянутые губы и великолепные белые зубы, а над ними — пустые глаза, словно навек выжженные беспощадным светом.

— Нападай! — захохотал он.

Я напал. Гунгнир разит быстрее мысли, его едва разглядишь в полёте, однако остриё пробило пустоту. Ямерт чуть сдвинулся — этого хватило.

Руны начертаны. Но их едва хватило на высланного вперёд Семерыми призрака, а тут…

— Что, не вышло? — по-прежнему хохотал Ямерт. — Давай ещё! Да целься получше!

Он упёр руки в боки, запрокинул голову. Горло открыто, рази — не хочу; и я, заставив себя забыть всю честь, ударил вновь — Гунгнир словно нанизал на себя быстро начертанные руны, руны быстроты, незримости, удачи.

На сей раз Ямерт не сдвинулся, а если и сдвинулся — то глаз мой того не видел.

Гунгнир оказался у него под мышкой, а потом он повернулся — вот так — и я услыхал только хруст сломанного древка.

(Комментарий Хедина: Отец Дружин здесь поневоле краток. Я его понимаю — расстаться с копьём, что давно сделалось продолжением руки, с которым не расстаёшься невесть сколько столетий — наверное, легче лишиться пальца или даже нескольких. Для Старого Хрофта Боргильдова битва обернулась поединком с Ямертом, где — как я всегда считал — у Древнего Бога не имелось шансов. Однако сам Один, конечно, так не думал.)