Я тоже не имел никакой специальной подготовки. Хорошо понимая, насколько сложен полет в облаках и чем он может кончиться без достаточной тренировки, далеко в них не заходил. К полетам при плохой видимости и низкой облачности мы привыкли. Нередки были случаи, когда она доходила до земли, переходя в туман. Попадая в сложные метеоусловия, я старался сохранять спокойствие, не паниковал, каким-то чудом находил аэродром, и полет заканчивался нормально. При ограниченно годной погоде обычно летали парой и реже звеном. Но когда обстановка требовала нашей помощи, мы шли на явный риск и летали большим количеством самолетов, вплоть до полка. Поэтому метеоусловия в нашем полете меня, как ведущего группы, нисколько не волновали. В какой-то мере погода даже способствовала обеспечению сохранности группы от атак истребителей противника. Над полем боя их не было, хотя немцы летали при такой погоде чаще наших. Конечно, этот упрек я отношу не ко всем нашим истребителям, а только к тем, которые тогда с нами работали.

Как и ожидал, на подходе к цели в нашу сторону понеслись разноцветные эрликоновские трассы. Мы тут же ударили по ним. Подавив огонь, произвели несколько заходов на цель, пока не израсходовали весь боекомплект. С пункта наведения авиации нас поблагодарили за отличную работу. Домой возвратились без потерь. Пстыго, выслушав мой доклад, тут же поставил новую задачу. Лететь надо было шестеркой. По выражению лица командира я так и не понял, доволен он нами или нет. Но раз дает новое задание – значит, доволен и верит мне. Новая цель находилась гораздо дальше от переднего края. В своей эскадрилье наскрести шестерку мы не смогли. Кое-кого Пстыго добавил из 1-й. Одним из летчиков, пополнивших группу, был лейтенант Жучков – любимец Пстыго, в будущем начальник ВСС полка. А тогда он ходил в рядовых и считался, как у нас Портненко, слабым летчиком. Из-за неумения нормально ходить в строю их редко брали в свои группы ведущие.

Второй вылет также прошел удачно. Назад вернулись в полном составе. Группа пришла на аэродром в плотном боевом строю. После этого стало обычаем возвращаться с задания в плотном строю, а не тянуться размазней, как бывало раньше. Хорошая слетанность заметно подняла настроение полка. Инженерно-технический состав, видя, как возвращаются с задания их летчики, стал с большим старанием готовить машины к полетам. Молодые летчики приводили на аэродром плотные компактные группы, как на параде. Старых ведущих остались единицы.

Об их недостатках я уже говорил: почти все они раньше не летали или почти не летали ведомыми. Поэтому не понимали, каково нам на тяжелой машине нагонять своих ведущих, несущихся домой на максимальной скорости. После штурмовки они старались как можно быстрее выскочить на свою территорию, меньше всего беспокоясь за сохранность группы. Такое случалось частенько. На разборах полетов летчики прямо говорили им об этом. И хотя отдельные командиры обещали впредь не допускать подобных ошибок, это были лишь слова. На деле же все было по-прежнему. Иной раз бывало и так: пользуясь своим служебным положением, они реагировали на критику грубым одергиванием.

Когда я стал ведущим, то всегда старался мысленно представить себя на месте ведомых, помня, как самому приходилось потеть. Стремясь не повторять ошибок своих предшественников, делал все от себя зависящее, чтобы облегчить жизнь ведомым. На «иле» от истребителей не уйдешь, поэтому я делал все возможное, чтобы после атаки цели с круга быстро собрать ее в плотный кулак. После выхода из пикирования я уходил не на максимальной скорости, как это делали прежние ведущие, а уменьшал ее до минимально возможной. Для еще не слетавшихся со мной летчиков такой маневр оказался неожиданным, и они в первых полетах, не рассчитав скорость, иногда проскакивали мимо меня. Идя плотной группой, нам было значительно легче отражать атаки истребителей. В результате наши потери резко снизились. В тех группах, где я был ведущим, от истребителей в конце войны был потерян всего один самолет, да и тот под вопросом. Никто из летчиков не видел, куда делся самолет, на котором летел молодой летчик. Это было под городом Ратибор в Германии.

Группа, которую я вел, входила в состав сводной колонны под общим командованием Фукалова из 621-го полка. При атаке цели с круга мы были атакованы «фоккерами». Перед тем как ввести самолет в пикирование, я увидел на встречном курсе истребитель, по которому успел дать очередь из пушек и пулеметов. Чем это кончилось для противника, не знаю, так как мы быстро проскочили друг друга. «Фоккеров» было немного, не больше пары. Не исключено, что они сумели смертельно ужалить одну из наших машин. Истребители прикрытия их проворонили и тоже не видели, куда делся один штурмовик. Летая ведомым, я всесторонне анализировал каждый вылет, критически оценивал свои действия, а когда начал водить группы, старался не допускать ошибок прежних ведущих. Каким должен быть ведущий, я понял, наблюдая за действиями своих наставников. Понимал, что за мной внимательно наблюдают идущие со мной летчики.

Для ведущего важны такие качества, как умение водить группу, управлять ею, хорошо ориентироваться в полете, проявлять инициативу, смелость, энергичность. Надо хорошо разбираться в сложившейся обстановке в условиях зенитного и истребительного противодействия с сопутствующими элементами маневра группы. Необходимо находиться в непрерывном контакте с наземными пунктами управления и наведения в условиях радиопомех и ложного перенацеливания со стороны противника, проявлять настойчивость в достижении цели.

С назначением меня ведущим отношение ко мне летчиков продолжало оставаться прежним. Создалось своеобразное положение: если в воздухе они повиновались мне беспрекословно, то на земле – не всегда. Причиной такой ненормальности было то, что я двигался по должностным ступенькам в одной и той же эскадрилье, и поэтому требовать от своих друзей соблюдения строгих уставных отношений было не так просто. Взять себя в руки и поставить их на место я, конечно, мог. Однако хорошо понимал, с чем могу столкнуться. Отношение ко мне стало меняться по мере пополнения эскадрильи новичками, для которых я не был хорошо знаком, и они уже называли меня на «вы».