— Пожар! Горим!

Не думайте, что я сошла с ума. Просто, если с вами случилась беда, на помощь надо звать так, будто это не ваше личное дело, а общественное. Каждому соседу должно быть ясно: неприятность касается его драгоценной жизни. Крики «Помогите! Насилуют! Грабят!» только заставят обывателей еще глубже забиться под одеяло. А вот если они услышат: «Пожар!» или «Бомба!» — можете быть уверены: и милицию вызовут, и сами выйдут со скалкой наперевес.

Так оно и случилось. Вскоре дверь одной из квартир приоткрылась. Свет залил лестничную площадку, и я увидела перед собой… Жанну Лопухину. Девица вцепилась в лицо моей соседки, и намерения у нее были самые серьезные. Неожиданно Жанна бросила свою жертву, вскочила и побежала к выходу. Но я была начеку и успела схватить ее за ногу мертвой хваткой. На помощь мне подоспела мощная женщина с первого этажа со своим хилым мужем. Мы не отпускали вырывающуюся Лопухину до тех пор, пока не приехала милиция.

Глава 39

— Тебя спасло провидение. Впрочем, твою соседку тоже. Если бы на ее шею не был наложен гипс, она бы сейчас лежала в морге. Видишь, чем ее душили?

И Руслан показал мне велосипедную цепь. При взгляде на нее я непроизвольно схватилась за горло. Действительно, меня спасло чудо. А еще, как ни странно, мерзкая соседская собачонка. Если бы таксе не захотелось на ночь глядя полакомиться консервами, соседка ни за что не отправилась бы в столь поздний час на улицу. А значит, я наверняка угодила бы в расставленный капкан. Пожалуй, надо сделать псине подарок. Думаю, намордник будет в самый раз.

Я сидела в кабинете у Руслана Супроткина и давала показания. Из скромного свидетеля я превратилась если не в дознавателя, то, как минимум, в несостоявшуюся жертву. Меня так и распирало от гордости. Капитана тоже распирало, но только от возмущения. Моя сыскная деятельность явно не вызвала у него никакого восторга.

Руслану удавалось сдерживать себя, пока я методично перечисляла, с кем мне удалось переговорить по делу об убийстве и где побывать. Но когда я дошла до клакера Каминского, терпение Супроткина лопнуло.

— В чем был смысл твоих так называемых допросов?! — вскричал он. — Это же курам на смех! Да любой из этих людей мог запросто тебе соврать, а ты бы и не заметила!

— Ты ничего не понимаешь, — ответила я с видом оскорбленной невинности. — Я работаю по своему собственному методу.

— И в чем же он состоит? Давай расскажи! Если, конечно, великий сыщик соизволит поделиться с нами, сирыми и убогими, — ерничал капитан.

— Соизволит. Все элементарно: я просто слушаю…

— А я, по-твоему, нет? — перебил меня Руслан.

— Ты — нет. Тебя интересуют факты: где был подозреваемый с восьми до одиннадцати, имел ли пистолет, знал ли секретный код сейфа… Это, конечно, тоже важно. Но, по большому счету, факты можно подтасовать. А я влезаю в шкуру другого человека. Я просто слушаю его историю. Чувствую. Вижу. Не знаю, как это тебе объяснить, но я как бы вживаюсь в него, начинаю понимать, чем он живет, что его волнует.

— А в Жанну Лопухину ты тоже вжилась? Ну и как, успешно? — насмешливо протянул Супроткин.

— Здесь у меня вышел прокол, — смиренно призналась я. — Меня смутила ее внешность. Мой опыт общения с подобными девицами…

— Не всегда следует доверять собственному опыту, — опять перебил Руслан. — Например, опыт учит нас, что умирают всегда другие.

Вот ты, к слову, знаешь, кто Жанна по профессии?

— А у нее еще и профессия есть? Я думала, она обычная содержанка, без образования и трудовой биографии.

— А вот и нет. Она фармацевт, и, между прочим, очень хороший. И сексуальных партнеров у нее было не так уж много, старушка соседка ничего предосудительного про ее моральный облик сказать не смогла, как ни пыталась. Впрочем, это ведь факты, а ты их презираешь.

— Вообще-то был момент, когда я насторожилась, — вспомнила я. — Жанна рассказывала о своем младшем брате, и я подумала: не слишком ли глубокие переживания для такой поверхностной девицы? Но потом меня увлекли другие подозреваемые, и я о ней забыла. Значит, все дело в Коле, ее брате?

Руслан кивнул, и я с воодушевлением стала выстраивать версию:

— Это ведь его обошли на конкурсе юных дарований? И после этого мальчик покончил с собой? А Жанна узнала, кто организовал клаку, и решила отомстить?

— Да, все примерно так и было, — отозвался капитан. — Коля рос капризным, избалованным ребенком, который привык получать все на блюдечке с голубой каемочкой. Мать и сестра потакали любой его прихоти, он просто не знал слова «нет». Теперь сложно сказать наверняка, но, по всей видимости, у Николая было не все в порядке с психикой. Педагоги вспоминают, что в ответ на критическое замечание он мог выйти из себя, порвать ноты, броситься на человека с кулаками. Однако у мальчика несомненно присутствовал огромный талант, он виртуозно играл на скрипке. Николаю прочили будущее Паганини. Преподаватели в музыкальной школе прощали ему все выходки, потому что понимали: гениальность и психическое здоровье редко соседствуют друг с другом.