– Я вообще-то обычно на красный не перехожу, – Женя выпрямился и хотел подойти поближе, но Катин голос стал еще жестче:

– Стой там.

Женя замер.

– Я просто познакомиться хотел.

– Чтохотел?! – эта фраза вызвала у Кати такое неподдельное изумление, что она сама нарушила созданные ею же правила и развернулась к нему. – Зачем?!

– Ну… Зачем знакомятся?

– Ты откуда такой взялся? С Луны свалился? Тебя убьют, а меня накажут, вот и все знакомство!

– Кто накажет?

Словно в подтверждение Катиных слов, между ними втиснулись трое, возникшие неожиданно из сумерек. Долговязый в картузе угрожающе насвистывал. В Женином сознании всплыла сцена десятилетней давности в ЦПКиО; только теперь родители не придут на помощь. Возможно ли, что это – одни и те же люди? Ни шрама на щеке, ни выбитых зубов тогда не было, и, кажется, их было четверо.

– Привет, Кать, – сказал долговязый, пока беззубый крепко взял Женю за капюшон и держал как на поводке. – Ты иди. Мы от Макара Филипыча. Все будет нормально.

– Отойдем, поговорим? – беззубый потянул Женин пуловер.

Катя помялась и впервые, как показалось Жене, посмотрела ему в глаза без – чего? Страха, ненависти, презрения? Без той странной эмоции, для которой он тоже затруднялся подобрать слово.

– Ребят… Вы не трогайте его, ладно? Он, по-моему… Он просто не знает.

Бутовские переглянулись и загоготали на тему какой-то своей междусобойной сатиры, а парень со шрамом, не выпуская изо рта зажатую зубами сигарету, процедил:

– Не переживайте, ваше высочество, – чем вызвал вторую волну хихикания и похрюкивания, на этот раз с дружелюбными оттенками. Помявшись, Катя снова посмотрела Жене в глаза, очень серьезно, захотела что-то сказать, но при троице не решилась и повернулась, зашагала прочь, не оглядываясь. Притихнув, парни дождались из уважения, пока Катина фигурка покинет озерцо света под ближайшим фонарем и растворится в сгущающемся вечере. В следующий момент Женю уже волокли подальше от дорожки; кто-то подхватил его за ремень и почти нес; беззубый поддерживал за капюшон, чтобы Женя не волочился головой по земле раньше времени. Из своего диагонального положения Женя пытался разглядеть, что происходит вокруг – может, кто-нибудь вмешается; неподалеку со скамейки вскочила парочка и спешно удалилась в сторону набережной. Бутовские молча пыхтели.

Оттащив его в гущу деревьев – Женя видел теперь, что его ремень держал коренастый со шрамом и все еще с сигаретой в зубах, которая бойко вспыхивала и гасла в ритм его частого дыхания, а долговязый прогулочным шагом следует рядом – его не очень нежно положили на землю, а затем, встряхнув, поставили на ноги. Долговязый угрюмо глядел из-под козырька картуза и позвякивал цепью. Женя понимал, что это – какое-то шоу по устрашению, но актеры играли убедительно, и к тому же в программу устрашения могло входить запугивание физическое.

– А что это вас много так? – он решил, что попытается надавить на «слабо» и вызвать кого-нибудь на справедливый поединок, а там как получится, но тут же получил в живот от беззубого сбоку. Дыхание перекрыло на пару секунд; Женя постарался не очень-то показать боль и силой воли преодолел рефлекс согнуться пополам.

– Наши девчонки – они наши, понял? Тебе своих не хватает? – долговязый перекинул цепь из одной руки в другую, потом бросил ее кому-то за Жениной спиной. Только теперь Женя заметил, что беззубый не спеша заходит с тыла. Нужна была новая тактика, и быстро.

– Слушай, а ты когда-нибудь влюблялся? – спросил Женя у долговязого, взывая к его глубоко запрятанной тонкой натуре или хотя бы инстинкту продолжения рода. Ему даже показалось, что долговязый задумался о прекрасном. Цепь вдруг оказалась у него на шее, его дернуло назад. Он ухватился за холодный металл обеими руками и что было сил потянул цепь вниз, но оказался в неудобном положении, в котором был совершенно беспомощен – полусогнутые ноги, тело выгнуто назад, чтобы удерживать равновесие и не рухнуть навзничь, пришлось напрячь спину до боли в мышцах и балансировать на каблуках. Встав зачем-то в боксерскую стойку, коренастый со шрамом подскочил к нему, продемонстрировал пару выпадов в воздухе, от которых Женя не смог бы защититься при всем своем желании, затем пару ловких уклонов, словно сам себя старался убедить, что борьба идет равная и справедливая, с достойным соперником, и, вломив Жене правой в подбородок, деловитой трусцой отбежал прочь с таким видом, как будто только что прозвучал гонг, раунд закончился в его пользу, но теперь ему пора было в свой угол. Сзади колено беззубого ткнуло Женю между лопаток и спасло от падения.

– Разговаривать здесь буду я, – сквозь искры, посыпавшиеся из глаз и, несмотря на идиоматическое выражение, похожие больше на голубые молнии, Женя разглядел, что долговязый достает из кармана кастет. – Разговор пойдет о том, Степанов, как я вашего брата люблю.

Во рту стало кисло, затем солено; первоначальный шок от удара угас, и щека изнутри горела там, где ее рассекло о нижние зубы. Женя попытался сплюнуть кровь, но цепь на шее сковывала движения, и кровавая слюна потекла по подбородку. Теперь он понимал, что дело серьезно, что неизвестно, сколько актов в этой пьесе, будет ли антракт и досидит ли он в зрительном зале до ее окончания, – но все еще храбрился.