Люська кивнула. Парень осторожно взял ее под руку. И они стали удаляться. Медленно-медленно…

Макар вскочил в подошедший трамвай. Прижался лбом к холодному стеклу. «Все!..»

Он пришел домой поздно. Дверь открыла мать. Спросила строго:

— Ты что так поздно? К тебе тут приходили.

— Кто?

— Люся приходила.

— Кто?

— Говорю тебе — Люся Телегина.

— А-а-а… — протянул он возможно равнодушнее и повел в свой угол, за ширму.

— Ужинать будешь?

— Нет.

«Заходила… — Он быстро разделся и лег в постель. — Можешь больше не заходить, Люська! Прощай. Все!.. Ну и пыли ж набилось в нос!.. — Он тихонько пошмыгал носом, чтобы мать не обратила внимания. А то начнутся расспросы. Что ответишь? — Прощай, Люська! Все! Кончилось детство. Скорей бы в армию!.. Чертова пыль!..»

Две недели Люська работает подсобницей. Руки ее покрылись царапинами, ссадинами, синяками. Она успела перезнакомиться со всеми.

Вот мясник Алексей Павлович. Он не молод уже. Через год на пенсию, худощав. По прежним детским представлениям Люськи мясники — здоровенные мужики, все время едят сырое мясо. А Алексей Павлович мясо не только что сырое — вареное не ест. Только молочную пищу.

И второй мясник, Семен, к мясу относится равнодушно. Вот конфеты любит. Весь день сосет карамельки. Семен ближе к детским представлениям Люськи о мясниках. Но тоже далек от «идеала»: ростом невелик.

А у старшей продавщицы гастрономического отдела странное имя: Еликанида. Еликанида Федоровна. Маленькая. Седые волосы гладко зачесаны за уши. Глаза светлые-светлые, совсем молодые, и щеки гладкие, розовые. Просто удивительно, такое молодое лицо — и седина.

В бакалейном отделе — молодежь. Две Иры, Саша и Маруся. С ними Люська не сталкивалась по работе. Но девушки, видимо, симпатичные, веселые. Приходят на работу раньше других. Люська заметила, что и одеваются они как-то одинаково, будто сговариваются заранее.

Но близко в магазине Люська ни с кем не сходится. То ли ее сторонятся, то ли она сторонится. Да нет, вроде бы готова поближе познакомиться. Но как-то не получается все…

— Две недели прошло, — сказал Разгуляй и недовольно повел плечами. — Уж вы не ошиблись ли, Нина Львовна?

— Вы про что? — недоуменно спросила Нина Львовна.

— Про Телегину и ОБХСС.

— Своими глазами!..

— А Козьма Прутков сказал: «Не верь глазам своим».

— Василь Василич…

— Товар получаем, — веско сказал Разгуляй, — торговать некому.

— Я сама лучше встану.

— Вам и тут дел хватит. Только поворачивайся. Иван обещал подкинуть… — Разгуляй повертел ручку, стал чистить перышко. — Поставим Телегину.

— Василь Василич…

— Ничего, поставим. Пусть работает. Не одна, с Галей. Товар Галя получит. На нее и накладные выпишем. У нее и деньги снимем. А Телегина пусть торгует. Даже спокойней, и на глазах все время.

Люська снова расписалась в книге приказов.

«Ввиду окончания срока наказания подсобную рабочую Телегину перевести на должность младшего продавца рыбо-овощного отдела».

— Что это за наказание, которое окончилось? — спросила Люська Разгуляя.

— А вы что ж думаете, я вас просто так переводил из продавщиц в подсобные?

Так и вышло, что Люська все-таки в чем-то оказалась виновата, раз понесла наказание — две недели проходила в подсобницах.

Люська уже не удивлялась, когда по вечерам встречала ожидавшего ее Мишу. Скорее удивилась, если бы Миши не оказалось на его обычном месте, под фонарем. Он провожал ее до трамвайной остановки, а иногда они шли пешком до самого Люськиного дома. Миша оказался веселым парнем. Он с увлечением рассказывал о заводских делах. Иногда, стесняясь, очень осторожно брал Люську под руку. Люське нравилась эта Мишина робость. Она чуть краснела, чутьем угадывая, что, отними она локоть, Миша больше не попытается взять ее под руку, может быть, никогда.

— Ну, как здоровье мешков и ящиков? — пошутил Миша, шагнув навстречу Люське.

— Столб еще не падает? — в свою очередь, съязвила Люська.

И они рассмеялись. Медленно пошли рядом, почти касаясь друг друга плечами. Дул ветер. Мелкая водяная пыль носилась в воздухе, под ногами в рябых лужах тряслись огни фонарей.

— Меня обратно в продавщицы перевели.

— Что вдруг?

— Наказание кончилось.

Миша потянул ее в сторону сада.

— Зайдем.