Стас поиграл желваками.

— Создается впечатление, что замешана. Судите сами: под ногтями Зинчук обнаружены микрочастицы засохшей масляной краски и волокна льняной ткани. Небеленой. Холста, короче. Ненового. Экспертиза еще делается, но специалисты говорят, что именно на таком холсте художники рисуют. Зинчук с Немешаевым явно боролась — стул опрокинут, соседи слышали грохот. Картину они рвали друг у друга из рук, что ли?

— Почему бы нет? — подхватила Вероника. — Картины грубо вырезаны преступником из рам. На неровных краях нарушен красочный слой и могли торчать эти самые волокна.

Стас развалился на стуле и, глядя в окно, почесал бок.

— Зинчук — хваткая, опытная бизнесменша, — изрек он. — Могла быть либо заказчиком, либо организатором ограбления Галашина. Но когда рыло настолько в пуху, глупо соваться в полицию с заявлением на сообщника. И зачем она пришла к Немешаеву? Вернуть драгоценности? Тоже глупо. У нее есть служба безопасности; в конце концов, могла нанять каких-нибудь лихих ребят.

— Может, она за картинами приходила?

— И тут самой светиться не обязательно. Нет, что-то у нас не срастается. Не похожа Зинчук на круглую дуру.

Вероника хотела заикнуться насчет любви, которая толкает людей на глупости, но промолчала. Она подумала: Стас оттого глядит в окно, что на нее, накрашенную, неловко смотреть. Стало быть, удалось произвести впечатление! Надо в следующий раз одеться поинтереснее. Вероника перебрала в уме свои серые и коричневые кофточки и решила сегодня же купить что-нибудь в цветочек.

Стас между тем рассуждал вслух:

— Ваш Немешаев прямо-таки двоится у меня перед глазами. Смотрите: ограблений два. Квартир, где он живет, две. Любовниц две. Одну свою бабу он уже прикончил, а где сейчас Фомина? Жива ли?

— Он ее любит.

— Не говорите ерунды! Какая любовь, когда он за сутки взял ценностей на полтора миллиона зеленых? Цацки Зинчук, картины Галашина… Ох эти ваши картины, — проворчал Стас совсем уж нелюбезно. — Спасибо, я вас больше не задерживаю. Идите работайте. До чего скверное убийство! Мотивы неясны.

— Обыкновенное убийство на почве страсти, — заметила Вероника, вставая.

— Поверьте моему опыту, таких женщин, как Зинчук, из-за любви не убивают.

— А что ж тогда с ними делают?

— Просто бросают, — бестрепетно ответил Стас.

Когда Вероника вышла, Стас некоторое время продолжал смотреть в окно. «Странная девица, — думал он. — Все говорят, умница, а она либо моргает, как лошадь, либо чушь какую-то порет. И как только она вчера скрипку нашла по горячим следам?»

Сам он после встречи с Вероникой чувствовал себя необыкновенно умным. Его стали посещать здравые идеи. Он позвонил оперу Лямину (тот работал по ограблению Галашина) и спросил:

— Эдик, слушай, кто у нас в оцеплении стоял позапрошлой ночью? Ну, на Театральном, после галашинского пожара?

— Группа Кукушкина.

— Хорошо. Сам Кукушкин сейчас где?

— Да где-то, Станислав Иванович, тут с утра.

— Найди и попроси его ко мне.

Старший лейтенант Кукушкин, дотошный и въедливый карьерист, был, как всегда, идеально выбрит и крепко надушен чем-то сладко-цитрусовым. Он очень хорошо, по десятому разу описал пожар, крики, приезд начальства и самого Галашина. Но Железного Стаса интересовало совсем другое.

— Давай еще раз переберем случайных прохожих, — потребовал он.

— На выходе из оцепления были задержаны три парочки, — отчитался старательный Кукушкин. — Их данные записаны. Поначалу какие-то спортсмены по аллее бегали, местные. Они каждый вечер там бывают.

— Что за спортсмены? Как выглядели? Документы показали?

— Ну, кто с документами на пробежку ходит? Был там один такой спортсмен, старый придурок из ближайшего дома. Как пожарные сирену дали, он сразу в подъезд побежал.

— Известно, кто это такой?

— Ну да. У меня мать живет неподалеку и знает его. Да сам я видел сто раз, как он бегает при луне. Лет шесть уже бегает. Немного с приветом, я думаю. Той ночью я его опросил — ничего необычного он не видел. Еще парень из кустов вышел.

— Каких кустов?

— Со стороны Семашко.

— Где обрыв? — уточнил Стас.

— Ну да. Говорит, отлить туда забегал.

— Что за парень?

— Высокий, длинноногий, за метр девяносто, в трениках, в шапочке. Назвал имя и адрес. Тоже по аллее бегал.

— Срочно мне его данные — что-то в последнее время я спортсменам в шапочках доверять перестал.

Стас не мог похвастаться тонким обонянием, но после ухода Кукушкина открыл форточку:

— Где этот хлыщ берет такие крепкие одеколоны? Надо чем-то перебить, а то амбре работать мешает.