Шрифт:
Нина даже не поинтересовалась, куда они направляются, – в данный момент ей это было абсолютно безразлично. Однако она была очень удивлена и заинтригована, когда Калачников подъехал к дорогому цветочному магазину и купил огромный букет роз в изящной упаковке.
– Это мне?! – простецки ахнула девчушка.
Калачников поморщился от такой наивности, но все же ему не хотелось вести себя с этой симпатичной дурочкой совсем уж по-хамски, и он пообещал:
– Тебе я тоже как-нибудь куплю цветы… А эти мне надо завезти в одно место…
Чтобы быть своим в шоу-бизнесе, Калачников поддерживал контакты с огромным количеством людей из этой сферы. С некоторыми из них Петр встречался более или менее регулярно – на светских вечеринках, на клубных тусовках, на футболе, на съемках различных телепрограмм, с другими не виделся месяцами, а то и годами. Но он никого и никогда не забывал поздравлять с днем рождения. Одни удостаивались телефонного звонка, а персоны поважнее – роскошных букетов цветов.
Естественно, держать в голове такое количество дат было бы невозможно. Все они были аккуратно занесены в специальную книжечку, которую Калачников регулярно просматривал. Своих знакомых он вписывал туда не в алфавитном порядке, а по месяцам рождения. Это было очень удобно: открыл, скажем, июнь или сентябрь – и сразу видно, сколько человек и кого конкретно надо поздравить в ближайшее время. Случись пожар или наводнение, Петр вынес бы свою книжечку в первую очередь вместе с важнейшими документами, так как без нее он уже не был бы тем немного нахальным, но в общем-то замечательным мужиком, никогда не забывающим друзей.
Так вот, как раз сегодня исполнялось восемьдесят лет одной известной актрисе, по удивительному совпадению являвшейся еще и матерью генерального директора канала НРТ Бориса Иосифовича Ткача. Впрочем, престарелая женщина давно уже не снималась и не появлялась на театральных подмостках, и она была бы успешно забыта, тем более что в прошлом ее роли можно было пересчитать на пальцах, однако семь лет назад, когда ее сын стал шишкой на телевидении, все волшебным образом изменилось. Нашлись люди, снявшие о старушке фильм, из которого следовало, что без нее и театра-то русского не было бы, и наше киноискусство оказалось бы ущербным.
Калачников познакомился с пожилой актрисой у кого-то на юбилее и сразу же признался ей, что всегда преклонялся перед ее творчеством – не любил его, а именно преклонялся перед ним. Потом он выяснил, когда у нее день рождения, и привез ей цветы, и с тех пор делал это регулярно.
Подъехав к дому актрисы, Калачников оставил Нину в машине и поднялся наверх. Юбилярша встретила его благосклонно: цветы похвалила и позволила приложиться к ручке. Потом даже крикнула куда-то в коридор цыплячьим, но властным голосом, чтобы принесли чаю. Но в праздничной суете дело до чаепития так и не дошло, и когда подоспел кто-то еще с очередным букетом, Калачников с облегчением ретировался.
Довольный, что все прошло не очень унизительно для него, Петр не стал дожидаться лифта, а побежал по ступенькам вниз. Несмотря на тяжелый, длинный, плотно заполненный делами день, он испытывал эмоциональный подъем и прилив сил, но где-то между вторым и третьим этажом его буквально повело. Перед глазами поплыли разноцветные круги, ноги задрожали, ослабли, перестали слушаться, и, чтобы не упасть, ему пришлось обеими руками ухватиться за перила.
Но самое страшное, что у Калачникова в груди опять появилась та самая пугающая, обезоруживающая, ни с чем не сравнимая боль, которую он впервые испытал в прошлую пятницу, во время записи программы «Танцуют звезды». Петр мгновенно стал таким беспомощным, что не смог даже преодолеть еще пару этажей и выйти на улицу, хотя несколько глотков свежего осеннего воздуха ему совсем не помешали бы.
Осторожно, боясь потерять от боли сознание, Калачников опустился на ступеньку. Его охватила паника. Он понимал, что еще чуть-чуть, еще немного – и его организм не выдержит, отключится, и ему в голову невольно полезли самые кошмарные мысли.
Петр представил, что он сейчас умрет и кто-нибудь найдет его здесь, на грязных ступеньках. Поднимется шум, из ближайших квартир сбегутся люди и вызовут «неотложку». Пока она приедет, все будут пялиться на него, говорить разные пошлости, – ведь наверняка его узнают, – может, даже грубо, жестоко шутить. Найдется мерзавец, сукин сын, который заснимет нелепо распластавшееся на лестнице тело.
Тут Калачников вспомнил, что умершие люди, как правило, обделываются, так как они, естественно, уже не могут контролировать различные выделения из своих внутренних органов, работу своих мышц. То же самое будет и с ним, причем, как назло, в этот день он был в светлом костюме, а значит, темное пятно мочи хорошо будет видно на его брюках, даже при плохом качестве снимка. Привычка появляться на телеэкранах и вообще на людях только в идеальной форме сказывалась даже в такой критический для него момент.
Словно со стороны Петр увидел, как санитары с плохо скрытой брезгливостью укладывают его беспомощное тело на носилки, прикрывают несвежей, уже испачканной где-то простыней – воображение дописывало ужасную картину все новыми сочными мазками – и везут в морг. А толпа жильцов еще долго будет толпиться у подъезда, перемывая ему косточки, высказывая самые невероятные, бредовые предположения относительно его безвременной, бесславной кончины.
Нет, очень не хотелось Калачникову умирать, а тем более здесь, на лестнице, да еще и в светлых брюках. Глупо было бы и звать кого-то на помощь, тогда уж точно о его проблемах со здоровьем узнает вся страна, – ведь дом был непростой, в нем проживало немало артистов, музыкантов, чиновников от искусства. От них новость распространится по городу за один вечер. Да что там за вечер – всего за час-полтора.