– Именно похожи.

– Не понял, поясните?!

– Утвердительно похожи.

Вначале Борода отрывисто застонет, затем покосится с резвым недоверием, когда Сахарный хватанет его за воротник и, приподняв искусственно подбородок, необычно вкопается в противоположность своего лица, произнеся затяжное «у».

– Что вы ищете?! Шуга! Я… Я… нее… Давайте искать вместе!

– Ничего, я уже все нашел, это всего лишь проверка. Гуляйте, любезный. Сегодня Страстной относительно холоден, а уж как надышитесь, сразу же разберитесь с этим. Без промедлений и прочего.

Больше Сахарный ничего и не скажет, лишь только поведет пальцем на листовки Ключа, а Борода ничего и не ответит. Шуга ускорит шаг, скрывшись в переходах Тверской, в то время как Борода, изогнувшись в нелепости сложенного момента, не перестанет настойчиво прищуриваться. Он пройдет почти километр, но частота его оборотов в сторону Шуги не прекратится, все дальше и дальше удаляясь прочь, будет ожидать ответа на поставленное недоразумение.

Мускулистое тело было снято накануне боя, сейчас оно насквозь пробито стрелами, отчетливо виден муляж ран – мужские слезы в понимании автора раскрылись в полотне фотографии. Удаляется эффект красных глаз, он отходит от сканирующего стола, чтобы ответить на звонок сухо и неестественно закрученно, оттого, что уж месяц как не желает никого слышать, и тем более поощрять своим вниманием. Рассматривая объектив цифровой зеркалки, он вспомнит о нескольких снимках, сделанных им две недели назад, в Стокгольме, на них изображена ярчайшая девушка с татуировкой дракона, ей всего девятнадцать и она еще пока не испорчена. Вспоминает момент работы, чтобы растаять в прошедшем мгновении, ловя свое реализованное удовольствие.

– Ворошишь судьбы русской фотографии? Как насчет фиксации какой-нибудь темненькой достоевщины? Скажи нет иронии и концептуализму.

– Друг мой, это было в период межсезонья. Все мое прошлое ушло в частную коллекцию как часть длительной борьбы, и мне до сих пор непонятно, за что гнали, ведь все достаточно традиционно.

– Бессмысленный андеграунд.

– Отчего не позвонил мне предварительно… Шуга?

– Ты бы солгал мне, и мне пришлось бы снова дозваниваться до тебя целый месяц.

– Ты забыл о моем любопытстве. Говорят у тебя новый парикмахер. После таких новостей я бы не отказал в беседе.

– Вижу, что прощаешь легенду о моей недоверчивости.

– Прощаю. Зачем пришел?

– Вспышку одолжить.

– Ты занялся фотографией?! Интересно, в связи с чем?

– К сожалению, во всем не хватает вспышки.

– Не любишь упреки, а впрочем, как и я.

– Всего-то… спровоцировать такого, как Ключ, одно удовольствие.

– Ах, вот чем ты увлекся. Стоит задуматься и мне. Провоцирование – жестокий капкан, некрасиво оголяет свою жертву, заставляет помучиться в своих собственных эмоциях.

– Не всегда… Отнюдь не всегда, я лично знаю историю одной сильной любви, – с большим энтузиазмом начал Сахарный.

– Боже мой, Шуга! Ты хочешь мне что-то продать? Ты забыл о моих громких разводах.

– Да, о твоих громких разводах и уважении. Не все могут похвастаться подобным. Уважение и развод – роман, которому не суждено найти своего автора. Вообрази, эта книга написана классическим языком, наделена искусной философией и полна библейской мудрости при раскрытии сплетений судеб героев. Из претендующих на нее авторов, скажем, Толстой.

– Смущает пухлый переплет… – игриво отметил Фотограф.

– Хочешь краткости? А у меня имеется серьезное желание, чтобы вся эта уважительная история развода опять свадьбой кончилось, мой выбор – Джейн Остин. Или? – в продолжение забавы Шуга протянул собеседнику вопрос.

– Прости, друг, но мой писатель за такое не возьмется. Я уже давно отдался Стигу Ларссану.

– В таком случае порекомендую свою идею Пушкину. Есть надежда, что свет увидит роман в стихах, в котором герои напишут друг другу почти идеальные письма. Думаю, если Александр решится развить из этого достойную сказку, то предоставление возможности подлинного земного счастья найдет свое место не хуже, чем в романах Джейн.

– Упакованные сиськи, – как-то неожиданно высказался Фотограф, всматриваясь в воздушного собеседника.

– Что?

– Прости за мой бранный интеллект, но мне пришлось вернуть тебя обратно на землю, – с чувством любви заметил Фотограф.

– Я действительно забыл, что ты хороший идеолог, – в неудобном конфузе объяснился гость.

– Что ж, должен признать, что понимание ситуации у тебя не отнять. Напомни мне, к чему мы взялись все это обсудить.

– Я пришел, чтобы спросить тебя о человеке под буквой «У», – сочетаясь с осторожностью, начал Сахарный.

– Его кресло тебе неудобно, Шуга? Понять твою душу несложно, а вот разобраться в действительности нелегко. Признаюсь, что вижу его, но, увы, не так часто, как мне хотелось бы. В последний раз я навещал «У» еще в сентябре. Теперь «У» людей до смерти боится, вот почему не разрешает переступать порог своего дома. Однако уверяю, что это ненадолго есть весомое предположение, связанное с его скорой смертью. Господин «У» весьма болен, ему существенно отравили кровь, с такими картами ему не дотянуть и до осени.