– Кто же?

– Нет у него больше имени.

Волчий наострил лицо, еще крепче сжал бокал коньяка и, угрожая пальцем другой руки, мысленно отпустил, что не желает пропускать самого интересного. Свет зажженного хрусталя нацелился в усталые макушки, комната дышала приоткрытым окном, Опер переставил ноги, заранее формулируя мысль.

– Ты помнишь Крысу с толстыми пальцами? После того как я позаботился о том, чтобы сфабрикованное дело все-таки прекратили… – и он с гордостью ткнул себя в грудь. – Крыса, вопреки мне, все же отыскал подходящую статью, и дело стали рассматривать уже по-новому… Так и вышло, что человека по имени «У» безукоризненно сломали. Так что, серый волк, признавайся, знал ли ты человека под буквой «У»? Да, хоть бы немножечко… Тебе вообще везло так, как мне?

– Да, знал! Карман Антиквара. Блеск! Ну и где же теперь этот «У»?

– Умирает в одиночестве. Был оправдан, но прежде все отобрали, осталось одно лишь безумство, оттого непоседа не жалуется.

– Жаль… Лучше бы сел за налог, в наше время престижно.

– Грубо Волчий, неустойчиво и грубо. Знаешь ли ты, что такое Синдром Электры? Вменяли же, что подленькие. Слухи пошли, что отношения были у него со своей племянницей некие… Что позволяло им делить одну постель. Так и зарубил он ее, в порыве ревности и гнева. Топором!

– Идиот! – воскликнул Волчий, после чего загас, добавив: – Распространено это все как-то, в наше время хватает блуда.

Волчий махнул рукой. От скупости сюжета разочарованно глотал коньяк, пожимая подбородком. «Ну, где же та долгожданная афера? Рецепт от запеченного омара в рукаве. А что прикажете делать, ежели у них, что не день, то обыкновенная кета в майонезе?», – будет думать расстроенный Опер в ожидании острых ощущений. В эти болезненные секунды в нем оживал двоечник. «Ну, где же эта крепкая сюжетная линия? Так хочется доставить ему волчье удовольствие».

– Не слышал ли ты Волчий, что Господин «У» уже давно в грязном вороте ходил?

– Слышал.

– Самонадеянно говоришь, Волчий. А про общество знал?

– Какое такое общество?

– Тайное, Волчий! На нем сотня пропащих душ. Они самому дьяволу молятся, вытягивают ноги в кресле, гордо складывают на себе руки, чтобы с чувством сказать: «Служу дьяволу», да так тихо-тихо. Последний крупный доход «У», вообрази, деятель искусства, торговец телами в полнейшем смысле!

– Искусство всегда было подделкой души. Но общество? Мне это все чуждо, несмотря на изъяны сердца, я все же предпочтительней к палладию и производящимся катализаторам. Органы, знаете ли, тянут за собой определенную волокиту, слишком много обиженных жизней. Когда же унциям все равно.

– Веришь ли ты, Волчий, в то, что Господин «У» был мясником?

– Верю, – простонал Волчий, хорошенько покраснев от наслаждения. – Отчего ж не верить в такое этакое.

– Ну, так… случилось это в синем море, в процессе одного загадочного плаванья. Есть у них праздник, одним словом – разврат. Присущ он лишь тем, кто ежегодно пополняет счета одного весьма ложного фонда, заранее резервируя для себя этим место. Вообще нереально прорваться. Само путешествие вмещает в себя открытое море в течение нескольких дней…

– И что ж здесь тайного, Опер? – уверенно прервала серая душа, намекая на скудность сюжета. – Бывали и там, куда нас только не заносило.

– Нет, Волчий, это особый мир, это люди, жаждущие человеческой плоти, все мясо, да не то! Ткани!

Волчий скорчил лицо в летальную гримасу, вывернув рот, как можно ближе к подбородку. Взвесив в секунду всю проблемность своей сложившейся карьеры, задумался на счет себя. Так и пробежало в его голове: «Нет, до такого еще не доходило. Ну, было многое. Но чтобы питаться!». Дальше он закинул запрос в правое полушарие, ощущая ложность нейрона, зацепил свой сексуальный опыт, тихо признавшись себе: «Было. Орально. Но только один раз. Нет, было еще два под кокаином. И все два с губернатором. Престижно было, так сказать».

– Вот-вот и я говорю тебе об этом. Так что нет больше посредников у этого канала. Более не доверяют. Или кто их знает, куда все теперь девается средь белого дня. Фонд свернули, нажитое отобрали, приближенных ликвидировали, а пропащие тела так и остались без вести. Волчий, это же целая пирамида извращенных фантазий, только бери и наслаждайся, не думая о последствиях, потому что в их мире последствия не работают.

– И где плавал этот корабль? – поинтересовался Волчий, ковыряясь уже в салате.

– А кто же теперь скажет, Волчий, где такие корабли, как ты выражаешься, плавают. Может, мы уже давно на нем. Плывем себе потихонечку и сами себя не знаем, кто мы, уже давно пассажиры, так сказать. Жители средневекового замка и прилегающей к нему таинственной территории! – смеясь, заключил Опер, со сказочным энтузиазмом открывая новую бутылку коньяка.

– А есть ли кандидат на место «У»?

– И не спрашивай, Волчий. Содомия не дремлет. Вот как зашуршат заново, так я тебе и напомню. Гляди, поосторожней передвигайся, не сметь пополнять ряды социальной занятости, думай над унцией, куда нести-то!?