Шрифт:
— Сегодня, как мы договорились с начальником, вы свободны. Завтра же прошу познакомиться с материалами, обживайте рабочее место. Типовое проектирование, как вы знаете, указано сверху. Фантазировать, проявлять индивидуальность не придется…
По всей вероятности, начальник мастерских успел полностью проинформировать этого педантичного и сухого человека о своем разговоре с Татьяной Михайловной. Как частенько бывает, многое извратил. Отсюда и упреки в фантазиях, индивидуальности и тому подобное.
— Простите, я не настаивала на самостоятельных проектах, — сдержанно ответила Татьяна Михайловна. К их беседе все внимательно прислушивались. — Типизация удешевляет строительство. Но мне кажется, полностью применить типизацию не всегда возможно… в Севастополе…
На лице инженера появилось скучающее выражение, очки поползли на сморщенный лоб, углы губ опустились книзу. Поправив синие нарукавники, он посмотрел на часы, недовольно проводил глазами лениво уходившую из комнаты Ирину Григорьевну.
— Кстати, напоминаю, мы соревнуемся, и не формально для отчета группкома, для птички. Дел действительно много. Рекомендуется являться на службу без опоздания. Добровольная табельная аккуратность. Не берите пример с некоторых дамочек. — Намек был ясен. — Да… вы не закончили свою мысль.
— Закончила, — вызывающе ответила Татьяна Михайловна. — Разрешите идти?
— Минуточку… Вы прямо по-военному? Или… — инженер всполошился, привстал. Предвидение неприятных осложнений, в случае если «эта пухленькая флотская дамочка» обидится, оказало свое действие на примерного служаку. — Извините, если обмолвился. Конечно, в Севастополе полностью применить типизацию не всегда возможно. Я согласен с вами. Севастополь не Воронеж и не Красноярск. Надо принимать во внимание местные условия, рельеф, сейсмичность района… Севастополь должен иметь свой архитектурный облик… Я вам дам плановое задание, познакомлю с эскизами проектов застройки магистралей, с будущим силуэтом города…
В узком коридорчике Ступнину задержала Ирина, курившая у открытых дверей. Возле конторы, на свеженасыпанной щебенке, топтались и размахивали руками рабочие, судя по одежде, бетонщики. Катюша в чем-то их убеждала, доносился ее возбужденный голос и обрывки фраз. На ней была надета ватная стеганка, на голове голубая косынка.
«Мне придется работать близко от Катюши, — с чувством облегчения подумала Татьяна Михайловна. — Ишь какая она здесь! Совсем другая».
— Вам у нас быстро надоест, — Ирина глубоко затянулась дымом. — К тому же наш групповод — мелочная личность. Цепляется за каждый пустяк. Пока он подпишет проект…
— Я не новичок, — вежливо ответила Татьяна Михайловна, которой не понравилась манера этой женщины держаться с покровительственной снисходительностью.
— Не хватает мужниной зарплаты или надоели дети? — Ирина погасила окурок о стену.
— Ни то ни другое…
— Гражданский порыв? Высокие чувства?
— Возможно, и это, — более сухо ответила Татьяна Михайловна и вышла.
Ее заметила Катюша, подбежала к ней, обняла:
— Татьяна Михайловна, решили, милая?
— Да, решила.
— Вот здорово! Вы даже сами еще не представляете, как хорошо поступили! — Катюша снова припала к ней, свежая, молоденькая, задыхающаяся от своего собственного счастья. — Ну как мой Боря, он вам понравился, Татьяна Михайловна?
— Мне он показался неплохим человеком, Катюша. Все же многое в семейном счастье зависит и от нас… от жен.
— Да, да… Верно, верно, — зашептала Катюша. — А папа говорит мне: «Вот увидишь, дочка, вернется к своему делу Татьяна Михайловна. Строительство как магнит». Мы будем здесь рядом. Я сейчас всего-навсего табельщица. Бываю на стройках. Ругаюсь иногда отчаянно… Строительного рабочего не всегда легко приучить к дисциплине. Но народ они хороший, трудовой…
Татьяне Михайловне вспомнилось: как-то на улице она увидела партию рабочих, осматривавших разрушенный жилой дом. Она спросила басовито окающего десятника, как предполагают они поступить с домом.
Десятник насмешливо обласкал ее бесоватыми глазами:
— Пошуруем да всю изгарь на лопату.
— Коробка может сгодиться?
— Коробку из-под пудры и ту небось, милая, кидают в мусор. А нам рекомендуешь тетешкаться с эдакой оковиной? Иди-ка, гражданочка, по своим делам, а нам дай памяти в своих разобраться.
Теперь эти дела станут и ее делами.
Дома Татьяна Михайловна встретила мужа, грустно вышагивающего из угла в угол. Младший сын Максимка, перемазавшись углем, заканчивал на недавно побеленной стене рисунок пятитрубного корабля с бесчисленным количеством иллюминаторов и пушек.
— Удачно? — спросил Михаил Васильевич.
— Да. Можешь поздравить…
— От всей души…
— Что же ты, не видишь? Максимка стену испортил!
— А не все ли равно, Танечка! Теперь все в твоих могучих руках. Подошлешь маляров, мигом отработают… Отвлекся, не уследил… Как тебя принимали?