Сегодня, едва Пикалов закончил занятия с радистами, в класс вошел Серебряный и весело подмигнул ему:

– Есть шансы встретить Новый год по высшему разряду. Желаешь?

– В нашей-то дыре? – усомнился Пикалов, нарочито поддразнивая Ваню, чтобы тот быстрее выложил свои карты.

– Почему в нашей? В семи километрах от нас есть отличное рыбацкое село, Булак называется. Так вот, оттуда пришло приглашение отпраздновать Новый год вместе с ними в их клубе.

– Топать в такую погоду семь километров – уволь, братец. Я пас, – не согласился Пикалов.

– Ну и дурак, – констатировал Серебряный. – Там такие девочки! Полтора года мужчин не видели. Представляешь?

– Не очень. Даже если Омеля кого-то и отпустит туда, то часам к двум ночи прикажет явиться в полк. Мало ли какие могут поступить вводные.

– Не поступят, – стоял на своем Серебряный. – Ветродуи на целую неделю дают плохую погоду. И Омеля разрешил отпустить в Булак по восемь человек из эскадрильи.

– А Хмурый твой идет? – как бы между прочим поинтересовался Пикалов.

– Нет. Все о своей Рите тоскует… Да без него и лучше. Надоел он мне со своими нравоучениями. Так махнем?

Пикалов еще немного поманежил друга, помолчал и с улыбкой развел руками:

– Ну коли там девочки…

Омельченко для поездки в Булак выделил крытую грузовую автомашину, но, как Пикалов и предполагал, приказал всем к двум часам ночи быть в гарнизоне.

– Ну это как обстоятельства сложатся, – усмехнулся Серебряный…

Перед поездкой Ваня успел пропустить рюмку и, сидя в машине, сыпал такие небылицы, от которых товарищи то и дело хватались за животы.

Из клуба уже неслась музыка, и, едва машина остановилась, встречать летчиков вышли две молодые бойкие женщины, назвавшиеся Полиной и Антониной. В зале Пикалов рассмотрел их: обе симпатичные, любящие и умеющие поговорить – они так и сыпали приветствия летчикам, ведя их к сцене, где стояло несколько скамеек; Полина – высокая, крепкой кости, Антонина – среднего роста, но тоже плотная, крутобедрая, с сильными, жесткими от воды и ветров руками. Им было лет по двадцать пять, а судя по кольцам на безымянных пальцах правой руки, обе замужние.

– Беру на прицел Антонину, – шепнул Пикалову Серебряный.

– Не торопись, здесь есть моложе и лучше, – так же шепотом ответил Пикалов.

В середине зала под звуки вальса кружилось несколько девушек, и, хотя освещение было слабенькое – на стенах висели обыкновенные керосиновые лампы, – Пикалов успел рассмотреть красивые мордашки.

Полина и Антонина провели гостей к сцене и с радушной улыбкой гостеприимных хозяек предложили им осмотреться, выбрать себе партнерш и веселиться до одиннадцати часов. В одиннадцать все приглашались в столовую на праздничный ужин.

Полина и Антонина ушли. Танец кончился, и девушки выстроились вдоль стен, с любопытством рассматривая прибывших, перекидывая взгляды с одного на другого. Пикалов обратил внимание, что с него не спускает глаз невысокая красивая шатенка. Серебряный тоже заметил это и толкнул друга в бок.

– Крути виражи, Миша, два пулемета нацелили тебе прямо в сердце.

– Спасибо за предупреждение, – поблагодарил Пикалов. – С такой можно потягаться. – В это время снова заиграла музыка, и старший лейтенант расправил плечи. – Прикрой, Ваня, иду в атаку.

Девушка сделала вид, что не заметила направившегося к ней высокого командира, отвела взгляд в сторону и повернула голову лишь тогда, когда он произнес:

– Разрешите?

На ее лице не отразилось ни малейших эмоций, словно минуту назад она и не наблюдала за ним. «Ну, погоди, – мысленно пригрозил Пикалов, – я отплачу тебе за показное равнодушие». И сразу же нанес удар:

– У вас здесь очень мило. И женщины – сама прелесть, добрые, гостеприимные. Особенно вон та, высокая. Это ваша начальница?

– Да, наш бригадир, командир по-вашему, – чему-то усмехнулась шатенка. – С первых дней войны командует. Успешно командует, бригада ежемесячно почти вдвое план перевыполняет, и имя Полины Шажковой известно в стране получше, чем некоторых летчиков. Кстати, вы летчик?

– Летаем помаленьку, – преднамеренно принизил свою роль Пикалов и громко вздохнул.

Она клюнула на его приманку.

– А почему такой вздох? Потому что «помаленьку» или потому что «летаем»?