Шрифт:
– Вы опасная женщина, ловите на слове.
– Ну что вы… Я только посочувствовала. Очень уж рисковая у вас профессия.
– По-моему, рыбу ловить – тоже опасно. Совсем это не женское дело.
– А я не рыбачка. Здесь оказалась по воле случая – немцы загнали.
– Нынче многие «по воле случая». И откуда же вы?
– Издалека. Из-под Киева. Слыхали такой городок – Хмельницкий?
– Слыхал. В школе проходили. И как это вам удалось вырваться оттуда? Там немцы быстро наступали.
– Муж помог. Он у меня тоже летчик. Истребитель. Думала, в Ростове пережду, потом в Сальске… А пришлось вот аж куда.
– И чем же вы здесь занимаетесь?
– Помогаю лечить больных, я медсестра. – Она вдруг спохватилась: – Видите, какая я болтушка, все о себе выложила. А о вас, кроме того, что вы летчик, ничего не узнала.
– А почему вы решили, что я летчик?
Она удивленно вскинула свою черную красивую бровь:
– Разве ваша форма ни о чем не говорит?
– Форма? – усмехнулся теперь Пикалов. – Недавно к нам на аэродром приходит старушка и спрашивает: «Где у вас тут летчик, который кастрюли чинит?»
Женщина рассмеялась.
– Нет, мой муж кастрюли не умел чинить. А вы умеете?
Он покачал головой:
– К сожалению. А сейчас, говорят, очень выгодная профессия.
– Какая же ваша профессия? Штурман, начальник связи эскадрильи?
– Вы даже такие подробности знаете? – Его и в самом деле удивила ее осведомленность: многие жены, как и та старушка, считали, что если муж служит в авиации, значит – летчик.
– Я была любящая жена, – с гордостью и улыбкой подчеркнула женщина, – и меня интересовало все связанное с профессией мужа.
– Вот теперь я поймаю вас на слове: почему «была»? – Ему нравилось играть с ней, и он чувствовал, что с этой женщиной можно легко договориться и неплохо провести ночь. Но обострять отношения с командованием полка ему не хотелось, и он «прощупывал» ее просто так, для интереса, ни на что не рассчитывая.
– «Была» потому, что давно о муже ничего не знаю. Мне сообщили, что муж выбыл по ранению, а куда… Никаких следов найти не могу. – Она глубоко вздохнула. – Нет никого несчастнее жен летчиков. А вы женаты?
– Нет, – покачал он головой. – Я не хочу делать несчастными красивых женщин. Лучше дарить им счастливые мгновения.
Она кокетливо закусила нижнюю губку, будто он озадачил ее своим откровенным признанием.
– А вы не из робкого десятка, – наконец сделала она вывод. – А я-то подумала – пай-мальчик. Мне даже показалось, что вы из тех летчиков, кто боится высоты.
Где он слышал эту фразу? Она… Блондине?
– Что же вы молчите? Разве я ошиблась?
Она ждет отзыв… Пожалуйста.
– Вы ошиблись в другом, – начал он тоже с вводной. – Чем больше высота, тем безопаснее. Точнее, чем дальше от земли, тем спокойнее.
– Вот теперь понятно, – обрадованно улыбнулась она. – Наконец-то разыскала вас. Далеко ж вы забрались.
– Я и сам надежду потерял.
– Мы ожидали вас в Сальске, а вы вон куда махнули.
– Дед тоже здесь?
Она неопределенно пожала плечами:
– Здесь ему неинтересно. Кстати, просил передать: начальство вами недовольно.
Ну, это не его забота. Его охватила такая злость, что от вспыхнувшего несколько минут назад к ней чувства не осталось и следа.
– Вас прислали помогать, а не инспектировать.
– Я представляла вас совсем иным, – кокетливо улыбалась крашеная шатенка, – этаким невозмутимым смельчаком. А вы, оказывается, очень нервны…
Рядом с ними кружились Ваня Серебряный с Полиной. Штурман весело и ободряюще подмигнул ему: с такой-то красоткой разве к лицу вешать нос? «И в самом деле, – упрекнул себя Пикалов, – вскипел, как капризная семиклассница. Нервы расшатались. А распускаться никак нельзя». И через силу улыбнулся:
– Простите… Они там думают, что мы тут водку пьем. Вот поживете – увидите. Кстати, как вы устроились?
– Не очень здорово. В общежитии. Пять пар чужих глаз.
Серебряный снова продефилировал рядом, показывая за спиной своей партнерши большой палец. Пикалов и сам был в восторге: «хозяева» постарались в выборе связной – редкостной красоты и, кажется, неглупа; большущие голубые глаза внимательны, заглядывают в самую душу. Но едва она произнесла пароль, как перестала интересовать Пикалова как женщина: любовь и дело в его понятии были вещами несовместимыми и, будь она сама богиня, он не поддастся чарам.