Троичанин Макар
Шрифт:
– Спасибо, не хочется, - и подлил ещё чаю себе и ей, - не привычен, измажусь ещё кремом, - и рассмеялся, а она сразу же поняла, что дяди Вани-страдальца из него, конечно, не получится – слишком могуч и жизнерадостен, но в целом, если привести в порядок, дядька вполне ничего. Особенно хороши глаза – чистые, весёлые, внимательные, располагающие к общению и… добрые. А глаза, вспомнила, - отражение души. С ненавистью взглянула на разорванное ожерелье, которое, получается, он купил для неё, и взяла-таки ещё один холестеринчик, разумно решив, что где один, там и второй – какая разница!
– Вы забыли добавить к перечню своих специальностей ещё и профессию провокатора.
Он по-доброму пророкотал приглушённым смешком.
– Что есть, то есть, - согласился, - но не по злобе.
«А-а!» - сокрушённо подумала она.
– «Была – не была!» - и взяла третий эклер, твёрдо решив, что этот будет последним и сейчас и во всей оставшейся долгой жизни.
– Плесните горяченького, - попросила, протянув чашку. – А что скажете обо мне? Думаете, небось: вот чокнутая баба, подцепила мужика, притащила в квартиру… - и замолчала, пытливо вглядываясь в свою добычу.
Пленный не стал углубляться в слишком скользкую тему. Взял оставшийся ломтик сыра, повертел в пальцах и положил назад.
– Знаете, угадать, кто вы и чем занимаетесь, несложно. Вы, я думаю, из богемы, вернее всего – из театральных актрис.
– Почему вы так решили? – не удивилась она, однако, его проницательности и взяла ещё эклер, бесшабашно подумав, что три, что четыре – один чёрт! Пусть хвостатый подавится!
Проницательный гость отставил чашку.
– Очень просто: не может современная молодая и очень даже симпатичная женщина…
– Мерси! – поблагодарила она между двумя жевками.
– …обойтись днём без косметики и если возвращается с работы домой, да ещё довольно поздно, без неё, значит, была какая-то замена. Можно с большой долей уверенности предположить, что это был грим, который она с удовольствием сняла после спектакля и больше не хотела пачкать лицо на ночь.
– Шерлок Холмс, да и только! – похвалила разоблачённая актриса, отодвигая подальше тарелку с оставшимися эклерами.
– Не сложно предположить и зачем вы приволокли меня сюда, как вы выражаетесь, и почему я не сопротивлялся.
– Ну-ка, ну-ка, проясните, зачем и почему? – подначила она и чуть не зевнула от усталости, обжорства и позднего времени, уставившись на угадчика осоловевшими глазами.
– Знаете, - продолжил он с удовольствием, не замечая тухлого состояния хозяйки, - я верю не только в себя, но и в судьбу, в то, что ею предназначено и обязательно произойдёт, - посмотрел на неё ясно. – Сами вы недавно подсказали мне, что в каждом из нас враждебно уживаются и бог, и дьявол, потому и болтает нас, отклоняя от судьбоносной линии, а нам кажется, что это мы своим умишком исправляем её. Дудки! Так не лучше ли не мешать ни тому, ни другому, всё равно предначертанную свыше судьбу не изменишь. – Он чуток помолчал. – Да, признаюсь: я – фаталист до мозга костей. Но не инертный, а активный, стараюсь всегда и везде по возможности и по понятию помогать судьбе. – Закостенелый фаталист улыбнулся, вытер указательным пальцем намокшие в чае усы. – Что бы ни думали, а мне хорошо у вас, и потому верю, что так надо, что так должно было с нами случиться. – Водохлёб снова налил себе почти чёрного чаю, отхлебнул с шумом. – Не стоит задаваться ненужными вопросами и бессмысленно раскачивать лодку. – Ещё отхлебнул и широко, примиряющее, улыбнулся. – А насчёт вас могу предположить больше: судя по вашему ожесточённо-раздражённому состоянию, спектакль был неудачным.
– Слабо сказано – провальным! – уточнила она негативную оценку. – Мало того, что зал был полупустой, так ещё и освистали вместо аплодисментов. – Налила сама себе чаю, тоже покрепче и тоже шумно отхлебнув, пожаловалась: - А всё из-за примы! Корова на льду! Ходячий труп! Яичница всмятку! – Опять подвинула к себе эклеры, но брать не стала.
– И что, - осторожно поинтересовался постоялец, - заменить яичницу омлетом нельзя?
Она резко отодвинула пирожные.
– Как же! Заменишь! Когда она – любимая жена режиссёра! Купился мужик на телеса! Мерилин Монро без мозгов! Вертит им, как хочет, а нам аукается! – Торопливо дохлебала чай частыми глотками, стоически не притронувшись к соблазнительным кремовым холестеринкам, и сменила раздражающую тему: - А здорово у вас получается. Вам не геологом надо работать, а ясновидящим – большие бы деньги загребали.
Он засмеялся и, тоже допив чай, отставил чашку.
– Как говорят опять же знающие люди – не в деньгах счастье, - отказался от больших заработков. – По моему скудному пониманию, сегодняшние гомо отчётливо разделились на гомо сапиенсов и гомо цапиенсов. Я стараюсь удержаться в первой категории.
– А что нам-то делать? – спросила она с тоской и себя, и его, положив голову на ладони рук, упёртых локтями в стол, посмотрела на ясновидящего потемневшими от безнадёжности синими-пресиними глазами, попросила, отгоняя безрадостные мысли: - Если вы ясновидящий, то подскажите, что нас ждёт? Что нам делать?
Помолчав, он попытался отговориться:
– Вряд ли я смогу посоветовать что-либо дельное, мне абсолютно не знакома и не ясна ваша кухня. – Ещё помолчал, пытаясь надумать, как помочь. – Обычно, когда мне общее дело не нравится, не по душе, а возражения упираются в глухую стену непонимания и конъюнктурного отвержения, я замыкаюсь на своём маленьком частном деле и стараюсь сделать его вдвойне лучше, чтобы не расслабляться и не раствориться в общей инертной массе равнодушия. Главное – не поддаться соглашательской лени и сохранить душевное равновесие. Конечно, при этом приходится терпеть стычки и с руководством, и внутри коллектива, терпеть и ждать, когда безмозгло задуманная авантюра лопнет и самую себя похерит, а моё маленькое, с любовью выполненное дельце, останется незыблемым.