Троичанин Макар
Шрифт:
Остановились около многоэтажки, орнаментированной красным и белым кирпичом и глянцевыми голубыми рамами евроокон. Выбравшись из «Вольво», Копелевич грузно влез в осевший на его сторону «Опель», по-хозяйски захлопнул дверцу.
– Есть деловое предложение, - он повернулся к ней всем телом, показывая тем самым, что разговор действительно предстоит серьёзный. – В тебе заложен недюжинный природный талант драматической актрисы, но, чтобы выпестовать его до большого и заметного, нужно как следует отшлифовать и огранить алмаз, а я, скажу без ложной скромности, умею это делать со 100%-ным успехом. Поэтому предлагаю объединиться и совместными усилиями сделать из тебя народную, а из меня – заслуженного деятеля. Но для пользы дела и ускорения процесса необходимо не просто духовное объединение, а тесное и постоянное взаимодействие. Короче говоря, предлагаю не только творить, но и жить вместе.
– То есть, я вам – тело, а вы мне – дело? – запальчиво определила она суть тесного взаимодействия.
– Всегда и во всём сначала дело, - спокойно парировал он первый выпад явно не огранённого алмаза, - а потом уже и тело, как получится. Короче, для интенсивной работы нам нужен гражданский брак, подобный тому, что был у Мормоненко с Орловой. Мормоненко – Александров Григорий с Любовью создали яркий и запоминающийся тандем, какой предлагаю и я. Когда каждый из нас достигнет пика популярности и славы, мы расстанемся без лишних слов.
– Но у вас ведь есть жена и дети? – вспомнила она важную преграду.
Он усмехнулся, сел прямо, глядя в лобовое стекло на убегающие красные огоньки автомобилей.
– Да, есть, и я не собираюсь разводиться. Мне дороги и Эльвира, и сын с дочерью. Жена хорошо устроена в Израиле, у неё там неплохой журнальный бизнес, её гламурные модные издания идут нарасхват не только там, но и за рубежом, а дети заканчивают престижную школу и не стремятся возвращаться сюда, а нацелены на Штаты. Если удастся, то я обязательно вырвусь к ним летом. Эльвира – разумная современная женщина, она мне всецело доверяет и понимает издержки моей работы, поэтому не будет открыто мешать, зная, что всё, что я делаю – делаю для блага семьи. Пусть тебя она не тревожит. Более того, мы будем с тобой жить и работать открыто, чтобы пресечь обидные заспинные пересуды кумушек от искусства. Решай, я всё сказал.
Пауза затянулась. Наконец, она промямлила.
– Я подумаю.
Он улыбнулся, повернувшись к ней.
– Я ждал от тебя именно такого ответа, - и открыл дверцу, - не затягивай, до завтра, - и с трудом высвободился из «Опеля», опять заставив его покачаться, но теперь уже с облегчением.
По дороге домой Мария Сергеевна взвешивала все «за» и «против», хотя и без того было ясно, что «за» перевешивает. Дома, как обычно, умостилась на раздумчивом диване, прихватив талисман. Был он, как ей показалось, каким-то мутным. Она подышала на него, подраила о халат, но муть не исчезла. Уложила на скрещенные ладони, а ладони – на поднятые колени.
– Почему ты решил, что я тебя должна ждать? – обратилась к кристаллу. – Почему не нагрянул без спросу, не уложил в рюкзак и не увёз силой к себе в стойбище? А теперь вот опоздал! – Она сжала и разжала ладони с аметистом, он был холодным и чужим. – Пойми: мне обещают золотую клетку, в которой я могу петь, что захочу и когда захочу, а я люблю петь больше всего на свете, так что придётся тебе встать в очередь четвёртым. Прости, но я не в силах сопротивляться. Да и зачем? Кому не лестно быть примой успешного театра с известным режиссёром и к сорока годам стать знаменитой на всю столицу, а может и на всю страну? А там – гастроли за рубежом и международный триумф! Кто из актрис не мечтает о такой карьере? Так что не суди строго, пойми и забудь, - она глубоко вздохнула, поиграла фиолетовым отсветом талисмана, встала и спрятала его в туалетную тумбочку.
Снова забравшись в гнёздышко, позвонила родителям. Ответила мать:
– Слушаю.
Последовала преамбула:
– Привет! Как вы там?
– Нормально. А у тебя? – голос у матери был, как всегда, успокаивающим и, вроде бы, чуток усталым.
– Кажется, выхожу замуж, - и напряглась в ожидании реакции.
– Кажется или выходишь? – похоже, мать новостью не взволновалась.
– Ну, в общем, вступаю в гражданский брак.
– С кем? Могла бы и познакомить заранее, - чуть-чуть раздражённая интонация голоса родительницы свидетельствовала о лёгкой обиде.
– Извини, но так уж получилось, я и сама ещё вчера не знала, что стану чьей-то женой.
Мать озабоченно повысила голос:
– Ты меня пугаешь! Кто он? Заставил силой? Ты что, влипла?
Мария Сергеевна тихо рассмеялась.
– Да нет, не беспокойся, он – наш главный режиссёр, очень порядочный человек.
Мать помолчала, соображая и оценивая расширенную новость.
– Понятно. Что у вас: любовь или только голый практицизм?
Дочь замялась, хотя ответ был готов.
– Пожалуй, больше второе, - ответила осторожно и вкратце рассказала об устном брачном договоре.
– Ну, что ж, - слышно было, как родительница огорчённо вздохнула, - ты уже достаточно взрослая, время воспитания тебя давно прошло, поступай, как знаешь, - и, помолчав, уточнила: - Надо полагать, что ты окончательно рассталась с желанием иметь семью в угоду театру, так? – Она наступила на самую болезненную мозоль.
– Может быть, но время у меня ещё есть.
– Хорошо, что ещё остались сомнения. Извини, но нам с отцом не хочется знакомиться с твоим деловым партнёром. – Мария Сергеевна густо покраснела. – А у нас тоже новость.