Полноценным человек вырастает только при условии включенности в такую цепь в качестве звена. Человек — звено в цепи отношений. У нас же в настоящее время звенья либо валяются где попало сами по себе, либо, что гораздо хуже, включены в порочную цепь унижений и подлости — сверху вниз.

Мне могут возразить, что в любой школе старшие шефствуют над младшими. Кое-где — мoжeт быть, но, как правило, всё это фикция. Шефство существует только в липовых отчетах, в порядке миража. Как, впрочем, многое в школе, начиная от пионерской организации и кончая фактическими знаниями детей.

И у нас были назначенные шефы. Но, во-первых, они ничего не могли дать младшим, поскольку находились на той же ступени развития, хотя учились в V классе (наша школа здорово умеет оглуплять, этого у неё не отнимешь). Во-вторых, мы им были не нужны и не интересны, а необходимость появляться у нас 2–3 раза в год — в тягость. Шефы, неплохие, по крепко обработанные школой ребята, чувствовали моральное превосходство младших, а кому это понравится… Я пыталась поправить дело, но бесполезно: я одна, а там система.

Пришли как-то шефы в апреле рассказать ребятам о В.И. Ленине и его соратниках. Сразу протягивают тетрадку, в которую я должна поставить отметку. Рассказывают безграмотно, нелогично, допускают фактические ошибки. Так и выглядит работа не для души, а для галочки. Второклассники слушают их вежливо, не шумят, в трудные моменты деликатно приходят на помощь: то поправят в фактах, то мысль правильно сформулируют, то дополнят. И ещё подбадривают и успокаивают. Шефы до конца не договорили, засмеялись:

— Да ну, хватит. Они больше нас знают о Ленине.

— А вы хотите знать? Приходите к нам почаще.

Не пришли…

А знают мои дети о В. И. Ленине действительно много, более того, воспринимают его как живого и близкого человека. И это несмотря на полное отсутствие каких бы то ни было стендов. Или благодаря этому обстоятельству.

«Застендованность» школы — это какая-то болезнь. Порой страсть к увешиванию стен стендами и плакатами доходит до абсурда. Во время зимних каникул на одном из заседаний, главная цель которого — не допустить, чтобы учитель, хотя бы в каникулы, остановился и поразмышлял о детях, о своей работе, нам рекомендовали (попробуй не: выполни рекомендацию!) сделать:

1) стенд к знаменательной дате;

2) стенд к еще одной, менее знаменательной, дате;

3) классный уголок (то, что в нем обязательно должно быть, займет половину стены);

4) календарь природы и труда;

5) уголок чтения;

6) экран соревнования;

7) уголок «Учись учиться»;

8) уголок «Сегодня на уроке».

И т. д.

При самых скромных подсчетах все это великолепие займет все стены, окна, дверь и даже часть потолка.

Закончив перечисление всех деталей «правильного оформления класса», мудрые методисты посоветовали нам не загромождать класс стендами, ибо детей ничто не должно отвлекать на уроке.

Ещё нас обязали оформить кучу альбомов по разным темам: собирание, вырезывание и приклеивание картинок, оказывается, со страшной силой воспитывают детей.

Польский поэт С. Лец говорил, что всегда найдётся эскимос, который напишет инструкцию для жителей Конго о том, как уберечься от жары…

У нас стендов не было: я их постепенно из класса выживала, несмотря на их бурное сопротивление. Были только цветы на стенах и выставка рисунков. Но зато с полной нагрузкой работала магнитная доска. И папки в шкафу не пылились. Все необходимые материалы были перед детьми. Они вызывали большой интерес, рождали споры, обсуждения. Но как только материал переставал работать, я тут же его убирала. Ведь если то, что ты уже усвоил, продолжает торчать перед глазами, продолжает воздействовать насильно, оно становится источником недовольства и раздражения. Действует, но уже со знаком «минус». А я не могу допустить, чтобы фотографий, репродукции картин выдающихся художников, рассказы о Революций, о Победе, о замечательных людях мозолили детям глаза, вызывали негативную реакцию. Каждая такая встреча должна быть праздником.

Высокие комиссии подобными материями не интересовались. Их занимал только один вопрос: сколько стендов? И доказать свою правоту было невозможно, меня просто не слушали. Точка зрения комиссий поражала монументальностью: есть инструкция, всё, что в ней написано, хорошо, всё, что ей не соответствует, плохо. Со всеми вытекающими последствиями: нарушает… не выполняет… проявляет аполитичность. Поговорить про творческий подход можно, на этот счёт тоже есть инструкция. Поговорить, но не более. Но ведь тут и творчества-то никакого нет, обыкновенный здравый смысл.

Вообще такой уровень руководства школой и контроля просто пугает. Любой чиновник при малейшей опасности начинает кричать, что вы обижаете — уже обидели! — Советскую власть, хотя вы всего лишь щёлкнули его, чиновника, по носу. Методика, раздувшись от сознания своего величия, претендует на вселенскую мудрость и пытается уверить нас в том, что всё знает наперёд, всё, что может произойти, давно предусмотрела и даже выдала рецепт: принимать по две беседы три раза в день. То, чего нет в методике, не существует. Даже если находится перед глазами.