Короче, нищим у нас хорошо. Занятие добродетельное, помогает народу заслуживать заслуги, и одновременно прибыльное. Я имею в виду не бедных людей, этим везде плохо, а профессионалов, которые всякими способами выклянчивают деньги у публики. Один просто сидит и руку тянет, а другой молитву читает, желает тебе здоровья или поздравляет с праздником, если есть. У нас около дома тоже один стоит, ногу вывернет, шею согнет, руку выставит, крепкий малый, часами так может. Потом ходит в наш подъезд добычу считать, и после него всегда остается на подоконнике кучка монеток по пять агорот.

В общем, всякие есть. Кто куклу какую-нибудь на веревочке дергает, кто физиономию мелом намажет и стоит неподвижно на стуле, а больше всего, конечно, музыкантов. Не то чтобы профессиональные нищие, но и им подают охотно.

Фотографию напротив двери все же раздумал вешать. Дочь придет, сразу обратит внимание, скажет что-нибудь, скорее всего не в мою пользу, вообще затрагивать тему с Татьяной сегодня не намерен. Повесил в спальне на прежнее место, и с новенькой рамкой, конечно, гораздо лучше.

Дело уже к вечеру, думал, устанет мой балалаечник, но концерт в полном разгаре.

Нет, нельзя, надо идти, ковать железо, пока горячо. Жаль, не могу в кресле к этому музыканту подъехать, гораздо убедительнее. Взял костыль, хотя с ним по лестнице неудобно, но внешний признак необходим.

Балалаечник, как я и думал, стоит прямо напротив остановки, рядом тележка, с какой народ на базар ходит, на тележке магнитофон, но ковровой тряпкой прикрыт, а спереди на асфальте картонная коробка. И людей мимо проходит масса, и чуть ли не каждый третий что-нибудь в коробку бросает. Скорей всего, медяки, но при таком количестве народу и за столько времени все равно набирается сумма.

Короче, чувствую, не так просто будет мне с этим балалаечником. Но насколько непросто, даже не догадываюсь.

Подошел поближе, хочу дождаться, пока номер кончится. А они у него без перерыва один в другой переливаются, вблизи послушать, так вообще всё одно и то же балалаит. В какой-то момент он нагнулся, стал деньги из коробки выгребать, ссыпает в карман. Я успел разглядеть, у него там не только медяки, но и пятерки, и даже десятки, а большинство отдельные шекели. Говорю ему вежливо:

– Здравствуйте, можно вас на минутку оторвать?

Выпрямился, смотрит, но молчит.

– Я, – говорю и посильней на костыль опираюсь, – здесь в соседнем доме живу, а сам я очень нездоровый человек.

– Ну и что? – говорит и берется опять за свою балалайку.

– И я все время нахожусь дома, и мне ваш шум очень мешает. И все соседи жалуются.

– Какой еще шум? – говорит и начинает побрякивать.

– Вот этот, – говорю.

Забренчал вовсю, и оркестр в полную силу вступил.

Приходится голос напрягать. Показываю ему на соседнее здание, где большой магазин:

– Вон за тем домом тоже хорошее место, народу много ходит, и никто не живет, пожалуйста, – говорю, – перейдите туда.

Бренчит и говорит что-то неразборчивое.

Я к нему еще поближе приклонился, спрашиваю:

– Что? Я вас прошу перейти вон за тот…

– Вали на… – говорит.

– Ах, – говорю, – ты так? Сейчас вызову полицию. Если через десять минут будешь еще тут торчать, звоню в полицию. Собирай манатки.

И решительно указываю на его тележку, хотя уже сомневаюсь, что подействует. Указываю и нечаянно чуть-чуть ткнул. Совсем немножко, только дотронулся, но он, не переставая играть, махнул ногой и незаметно ударил снизу по моему костылю. А у меня и так равновесие неважное, и я грохнулся.

Грохнулся на бок, счастье, что не на спину, а то бы мне конец. Лежу, боли еще не чувствую, проверяю только сразу, чувствую ли руки-ноги. Вроде чувствую. И тут крик:

– Аба! Аба!

Папа то есть. Люди подошли, кто-то говорит: «скорую помощь» надо, а еще кто-то: видно, споткнулся, он с костылем, и Галка ко мне наклоняется, папа, папа, что с тобой. И тут же Азам, подхватывает меня под мышки и хочет поднять. Я говорю:

– Не споткнулся, а меня этот ударил.

Но тут у меня по всему бедру такая боль пошла, кричу Азаму:

– Оставь, оставь меня, не трогай!

Он отпустил меня, и я сел на тротуар, а он меня под спину поддерживает.

– Кто тебя ударил? – спрашивает.

А я голову в таком сидячем положении поднять не могу и только локтем указываю в сторону балалаечника.

– Папа, – говорит Галка, – ты в порядке? Как ты упал?

– Кто, кто тебя ударил? – это Азам.