– Что с горлом? – спросил человек в оранжевом пуховике, который был ей таким же племянником, как она – той, за кого выдавала себя в пансионате.

Вместо ответа женщина оттянула книзу платок, позволив ему рассмотреть впечатляющую коллекцию черно-багровых синяков. Формой и размером синяки смахивали на отпечатки пальцев, и было их ровно пять – четыре с левой стороны и один с правой.

– Чуть не задушил меня, сволочь, – прокомментировала она это не нуждающееся в комментариях зрелище.

– Ну, знаешь, – не дождавшись продолжения, сказал оранжевый племянник, – я, между прочим, тоже чуть не дал дуба в сугробе, пока пробирался к этой их линии электропередачи. Я уж не говорю о том, что резать провода под напряжением – крайне нездоровое занятие. Так к чему привели все наши усилия и жертвы?

– А кто ты такой, чтобы я перед тобой отчитывалась? – с вызовом осведомилась женщина.

– Лицо, уполномоченное принять твой доклад, – бойко отрапортовал «племянник». – Отсвечивать вблизи начальства тебе сейчас не рекомендуется, а по телефону такие вещи не обсуждают. Не веришь мне – вон, у Кувалды спроси.

– Факт, – не оборачиваясь, подтвердил водитель. – Шеф при мне распорядился: выслушать, принять, если будет что принимать, и доставить на Дмитровскую базу.

– Нечего принимать, мальчики, – отбросив холодный, резкий тон, устало вздохнула Веселова.

– Не отдал? – спросил Оранжевый.

– А кто-нибудь всерьез рассчитывал, что отдаст? – горько усмехнулась она и снова поморщилась от боли в поврежденной гортани. – Конечно, не отдал. Куражился – знаете ведь, как он умеет, особенно когда выпьет, – угрожал пистолетом, потом пытался задушить… В общем, пришлось сделать боевой укол.

– И?..

– И ничего. Я трижды обшарила комнату, прощупала каждый миллиметр, чуть было не засыпалась, и – ничего.

– А ты хорошо смотрела?

– Ступай и посмотри лучше, если такой умный, – снова ощерилась она. – Единственное место, где я не искала, – это у него внутри.

– А может, стоило поискать? – предположил водитель по прозвищу Кувалда.

– Не смешно, – отрезала Анна Дмитриевна.

– Да, не смешно, – вздохнув, согласился Оранжевый. – Предположения есть?

– Сколько угодно, – невесело усмехнулась она. – У нас опять нет ничего, кроме предположений. Возможно, он спрятал это в другом месте, например в хранилище банка, а то и просто где-нибудь закопал. С него, неандертальца, станется…

– Исключено, – возразил Оранжевый, а потом, немного подумав, поправился: – Процентов на девяносто. А он не мог его кому-нибудь передать на ответственное хранение? Ну, к примеру, этому их главврачу?

– Чтобы в случае его смерти оно вместе с личными вещами и документами досталось ментам? Думай, что говоришь!

– Да, действительно, – загрустил уличенный в острой умственной недостаточности Оранжевый. – А кому-нибудь другому?

– Кому? – презрительно переспросила она. – Он себе-то не доверял! Хотя… Есть там один мальчишка – сын уборщицы, что ли, или посудомойки… По слухам, он у Медведя в комнате каждый день чуть ли не часами пропадал…

– По слухам?

– Да, по слухам! – раздраженно подтвердила она. – Я сто раз говорила: не надо спешить! Дайте осмотреться, разобраться в обстановке… Но нет, куда там!

– Вот-вот, – сочувственно поддакнул с переднего сиденья Кувалда. – И я про то же. Сто раз говорил: не кури в машине, терпеть это ненавижу! А толку?

– В любом случае, – не удостоив его даже взглядом, продолжала Анна Дмитриевна, – мое дальнейшее пребывание в этой дыре лишено смысла. Не могу же я гоняться за шестнадцатилетним сопляком по всему пансионату на инвалидном кресле! И потом, если Медведь настолько ему доверял, он мог предупредить, что от меня лучше держаться подальше. Сомнительно, конечно, но кто может знать, до какой степени деградации он допился за эти годы!

– Все верно, – задумчиво кивая, согласился Оранжевый. – Да, к мальчишке надо бы присмотреться… Черт, шеф будет разочарован. Очень разочарован! Притормози-ка, Кувалда.

Водитель резко затормозил. Женщину, которая поступила в пансионат под именем Анны Дмитриевны Веселовой, бросило вперед, и она негромко охнула, напоровшись животом на острое, как жало скорпиона, лезвие ножа, который внезапно, будто по волшебству, очутился в руке у ее «племянника». Меховая шапка упала с головы, выпустив на волю волосы, которые густой темной волной рассыпались по плечам, занавесив искаженное страданием лицо.